Сергей Говорухин - Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)

– Что это? – почти шепотом спросил я.

– Старый город.

Мы остановились перед стелой, у подножия которой бронзовый воин склонился над другим, умирающим воином. Всё, отличающее воинов, – мечи, шлемы, щиты, – покоилось у ног, обнаженные тела покрывала одна лишь туника, и от этой безоружности, незащищенности перед лицом окружающего мира композиция казалась особенно пронзительной и одинокой. И я кожей ощутил пронизывающий их бронзовые тела холод…

– Это памятник добровольцам Люксембурга, – объяснила Фредерика. – Здесь Первая мировая, Вторая, война в Корее… Хочешь, я сфотографирую тебя на фоне памятника?

– Не надо. Я сам по себе памятник.

Мы подошли к гранитному парапету, закрывающему город от долины. И я снова увидел ее. Теперь уже под другим ракурсом и под сводами другого моста.

– А вон там, – Фредерика показала рукой на флагшток, – судя по всему, поднимают государственный флаг. Наверное, по каким-то особым дням…

– Как в пионерлагере, – сказал я.

– Что? – переспросила она.

– Этого мне тебе не объяснить… – усмехнулся я. – Хорошо, что его сейчас нет.

– Кого?

– Флага. Только флага здесь не хватало…

Она взяла меня под руку, положила голову на мое плечо. – Ты бы хотел здесь жить?

– С тобой?

Она отпустила мою руку, отстранилась – я снова обидел ее. Произнесла машинально:

– У тебя, вероятно, жена, дети…

Я притянул ее к себе – мгновенно ставшую чужой. Откуда-то из глубин уже прибивало к берегу волну ее слез, и сейчас у меня еще была возможность остановить их.

– Я сказал тебе правду. Я хотел бы жить здесь. С тобой. И даже готов отказаться от номера для курящих. Ради тебя.

– Вот теперь я тебе верю, – улыбнулась она и все-таки заплакала.

А мне безумно захотелось поносить ее на ладонях.

Если б я мог, если б мог…

– Ты обязательно должен пробовать лягушек!

– Но я не хочу лягушек! У меня от одной мысли…

– Что за глупости! Быть в Люксембурге и не пробовать лягушек! Только потому, что у тебя, как это по-вашему… предубеждение…

– Предубеждение – это несформировавшееся убеждение. Почему бы с ним не посчитаться. Ну, в смысле, и оно достойно уважения…

За этой сценой уже минуты три с самым заинтересованным и в тоже время как бы безучастным лицом наблюдал официант. И я видел, как ему на самом примитивном уровне хотелось владеть русским, чтобы понимать причину наших бурных объяснений.

– Все, – отрезала Фредерика. – Люксембург – это почти Франция. А быть во Франции и не пробовать местную кухню… Во Франции все едят лягушек.

– Хорошо, что не гремучих змей, – сдался я.

– Месье, – Фредерика постучала по блокноту официанта и сделала заказ на безупречном французском языке.

– Ты и французский знаешь, – удивился я.

– В пределах ресторанного минимума.

– А я, как тот поц, не знаю ни черта, кроме местечкового наречия.

И хотя это было преувеличением, мне действительно стало стыдно.

Сколько сил и средств потратила мама на репетиторов по английскому. Ровно столько, сколько понадобилось мне, чтобы возненавидеть этот язык окончательно.

– Поц – это кто? – спросила Фредерика.

– Поц – это я.

Фредерика подняла стакан с виски.

– Тогда я выпью за тебя, милый мой поц. И, если не возражаешь, сегодня напьюсь. Я уже припарковала машину.

А лягушка по вкусу оказалась похожей на хорошо прожаренного цыпленка. Только и всего. Но, в отличие от цыпленка, ее было не жаль.

– Давай купим тебе ангела, – предложила Фредерика.

– По-твоему, у меня нет ангела?

– Может, и есть. Но он не внушает мне доверия…

Только что в ресторане мы выпили бутылку «Джемисона» на двоих. В равном долевом участии, как принято говорить в серьезных деловых кругах.

– Тогда и тебе. Чем твой ангел лучше моего?

– Хорошо. И мне.

Мы зашли в словно по волшебству выросший у нас на пути рождественский магазин и купили по ангелу. Мне и Фредерике.

Ангелов выбирала Фредерика.

– Ангел должен заглянуть тебе в душу, – говорила она, тщательно перебирая фигурки с распростертыми крыльями. – Представляю, что он там увидит…

Они были действительно божественными – ангелы, выбранные Фредерикой. На тонкой деревянной ножке, какого-то немыслимого голубого свечения.

– Это ангел для рождественской елки, – пояснила она. – В Москве есть елки?

– В Москве только и есть, что елки…

Мы вышли из магазина с ангелами в руках.

– Нам надо зайти в костел, – твердо сказала Фредерика.

– У нас сегодня что: божественный цикл?

– Если не считать того, что он закончится в баре. Ты помнишь, я обещала сегодня напиться…

Я остановился, развернул ее к себе и снова утонул в ее шальных, немного раскосых от виски глазах…

– По-моему, это уже произошло.

– Много ты понимаешь… Господи, ну как можно так надевать шарф. Ты не задумывался, почему мужчины до такой степени беспомощны. Даже перед шарфом. – Она терпеливо поправляла на мне шарф. – Мы зайдем в костел и поставим свечи всем, кого ты видел во сне…

– Их слишком много…

– Значит, поставим много.

Мы шли по улице, дома которой можно было задевать плечами.

Я представил, как где-нибудь на четвертом этаже курит у окна пожилая француженка. «Мадам Жюли, не угостите ли вы и меня сигаретой?» – спрашивает у нее соседка из дома напротив. «С удовольствием, мадам Софи», – отвечает мадам Жюли, открывая изящный портсигар и протягивая соседке сигарету. Просто так. Через улицу. Из окна в окно.

– Тебе не тяжело идти? – спросила Фредерика.

– Нет. Город маленький…

Я не люблю лубочное убранство православной церкви. Мне не достучаться до небес сквозь низкие давящие своды, не принять навязчивой позолоты окладов и уже не отразиться в рубиновых стеклах лампад.

Но каждый раз, как впервые, я открываю для себя торжественность католических соборов. Особое звучание тишины и нереальную трехмерность пространства вокруг, где я – прихожанин в семнадцатом ряду, среди тысяч таких же прихожан не ощущаю себя песчинкой в определяемой богами круговерти Вселенной.

Костел пустовал. Кроме нас с Фредерикой, то ли во втором, то ли в третьем ряду сидели две старушки с молитвенниками в руках.

– Подожди меня, пожалуйста, – сказала Фредерика и прошла в боковую дверь за клиросом.

На мгновение мне показалось, что она больше не вернется. С тех пор как мы сели в машину, меня не оставляло странное ощущение, что Фредерика исполняет миссию какого-то особого милосердия по отношению ко мне. Может, она и есть мой ангел, материализовавшийся на эти два дня?

Могут же боги позволить себе подобную вольность: разрешить ангелу один раз в жизни побыть рядом с человеком, которого он оберегает. Если это необходимо человеку. Если это нужно ангелу.