Катя Рубина - Меркурий до востребования

Окно не открывалось. Пупель цеплялась ногтями за шпингалет. Ломая ногти и срывая заусеницы на пальцах, она что есть силы рвала оконную раму. Кровь капнула на подоконник. Рама не поддавалась. В отчаянии Пупель навалилась на стекло, осколки полетели вниз, пахнуло осенней сыростью. Пупель выпрыгнула вниз. Боли она не почувствовала. Она лежала на земле в мокрых листьях.

– Хорошо, что я в деревне, тут воздух свежий и листики везде.

«Не-е-е-т, прячься, беги! – вопил внутренний голос. – В деревне очень опасно, в деревне все как мухи мрут, крестьянин помер. Только не сжата полоска одна-а-а-а-а-а-а-а-а!» Обратно в мастерскую, наверх, под кровать и там отлежаться, там не холодно. Она полезла в окно. Зацепилась за подоконник, пытаясь подтянуть ноги и перевалиться внутрь. В это время рука Погоста жестко схватила ее за плечи. И Погост совершенно не своим, а каким-то замаскированным голосом заорал:

– Ты что тут делаешь, мразь, стекла бьешь?!

В глазах у Пупель потемнело. Она ничего не видела, только чудовищный, огромный многоголосый хор пел:

– Грустную думу наводит она, наводит она, она, она, она, она-а-а-а-а...

– Прошурши мне в ухо, как сухой камыш.

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

Марк и Надя сидели в «Кувшинчике». Народу в зале было полно. Просто тьма-тьмущая. Табачный дым сизым облаком окутывал отдыхающих за деревянными обшарпанными столиками. Туда-сюда сновали официантки. Сюда – таская подносы с шашлыками и пивом, туда – груды тарелок с объедками и пустые кружки с осевшей по стенкам пивной пеной. Скрипач уже подключил свою электрическую скрипку и несколько раз поелозил смычком по струнам, издавая визжаще-электрические звуки.

Появился темнобровый упитанно-лоснящийся певец в пиджачке с люрексом. Он кивнул скрипачу. И полилась над «Кувшинчиком» песня про аргонавтов, с длинной-предлинной дорогой.

– Здесь классно, – залопотала Надя, запивая люля-кебаб пивом.

– А Магда эта чего к этому твоему притаскивалась? – Марк никак не успокаивался.

– Хрен ее знает, что-то предлагала, она мне ничего не говорила.

– Это и коню ясно, станет она тебе говорить.

– А тебе-то что?

– Мне, в общем, фиолетово, это тебя касается.

– Каким боком?

– А ты сама подумай.

– Ты о чем?

– О том, Надюша, о насущном.

– Как это?

– Ты что, эту сучару не знаешь?

– Она сказала, по делу.

– И что из этого выходит?

– Что выходит, Марк?

– Ты прямо как детский сад – штаны на лямках.

– Ну, объясни.

– На твое место метит, к бабке не надо ходить.

– Ты думаешь?

– Зная эту энергетику и этот нрав мерзоты.

– Что она тебе сделала?

– Мне ничего, кишка тонка, я о тебе забочусь.

– Она какие-то бумажки притащила, папка на столе лежала.

– А что в папке?

– Откуда я знаю, я же при Симе не могла посмотреть.

При упоминании о Красповице Марка передернуло.

– Пидор гнойный, – прошипел он.

– А я и ни ума. Может, она по поводу интерьеров?

– Тем хуже, эту ебнутую предлагать притащилась, чтобы одним махом.

– Пупель твою?

– Мою? Да ты с дуба, что ли?

Надя недовольно хмыкнула.

– Бывает всякое, – спокойно-рассудительным тоном проговорил Марк. – Вот эта действительно реальная сучара, а Магда, так. Магда, Пупель, они же в тандеме.

– Я не знала.

– Я зато это все на своей шкуре.

– И что теперь? – Надя внимательно посмотрела на Марка.

– Потанцуем, – предложил Марк.

Надя заулыбалась.

Они закружили в танце. «Ах, какая женщина...» – гнусавил люрексовый певец.

– Какая ты стильная, – шелестел Марк, прижимаясь к Наде.

– Всегда такой вроде была, – хихикнула Надя.

– Ну, затмение было.

– Прояснилось?

– Теперь мы с тобой горы свернем.

– А вдруг землетрясение, солнцепреставление и что опять?

– Теперь все по-другому у нас с тобой будет, Надюшкин.

– Я еще танцевать хочу.

– Сейчас еще раз эту песенку закажу.

Они протанцевали на бис «Какую женщину» и, довольные друг другом, вернулись за столик. Марк попросил принести еще пива.

– За нас! – провозгласил он.

– Все-таки хочется все по полкам, – внезапно проговорила Надя.

– Хочешь хоть завтра заявление в ЗАГС подадим?

– Я не об этом.

– Красповиц?

– Подружка твоя грёбаная. Я тогда ведь переживала, плакала, ночи не спала. Надо ее как-то...

– Все будет, лапуля.

– Когда это все будет?

– Их надо обеих в одном флаконе и по полной.

– Но не до смерти.

– Нет, конечно, что мы звери?

– А есть идеи?

– Предлагаю порассуждать у меня в мастерской. Ты как на это смотришь?

– Поздно уже, потом домой возвращаться.

– Останешься у меня, ты что? У меня теперь все удобства, джакузи, сортир соорудил шикарный, агрегат для уничтожения говна имеется.

– А это зачем?

– Чтобы все было автономно. Там в коридоре есть на три мастерские, а если эти узнают, что я сортир себе сделал, стукнут, а так и трубы канализационной не надо.

– Класс, сам додумался?

– Вот такой я молодец. Комодик в «Икее» купил, диван – чума, футбольное поле.

– Мы что, в футбол едем играть?

– Нет, Надюнчик, отдохнуть и расслабиться.

Сказано – сделано. Покинув «Кувшинчик», Марк с Надей очень быстро прикатили в мастерскую. «Да у него здесь действительно сказочные хоромы, – сразу сориентировавшись на местности, просекла Надя. – Все, кердык тебе, Марк, на этот раз я не лохонусь». Она скинула пальто и начала охать и ахать.

– Ну, Марк, класс, экстра, – заливалась Надька, приспуская кофточку и превращая сильное декольте в декольте до колен. «Что надо сделать, чтобы такую мастерскую заиметь?» – думала она про себя.

– Хочешь шампузория? – предложил Марк. – У меня и ананаска есть.

– Хочу, Маркушка, очень хочу, – хихикала Надька. Она еще раз окинула взглядом все помещение. «Сначала надо усыпить, улюлюкать и елеем залить, а потом трык-трык-трык...» – считал у нее в голове персональный счетчик Гейгера.

– Какие милята! – заверещала она, делая томные глаза и теребя ушко, разглядывая пантеон ангелов, расставленных по всему огромному помещению мастерской. – А этот, глиняный, просто дуська.

– Этого отформуем, Надюнь, на днях формовщик придет, этот – чумово-дорого уйдет.

– Вещь! Марк, ты гений, реальный гений!

– Садись, Надюня, будем ананасик кушать, – промурлыкал Марк, наливая шампанское в бокалы.

– А бокальчики какие прикольные!

– Тоже «Икея», копейки стоят, а видон на лимон.

Надька втиснулась в диван и прижалась к Марку. При этом она, не переставая, подхихикивала, облизывала губы, бросая на него хищные взгляды.

– Где там мой ананасик? – сюсюкала она, поглаживая Марка по причинному месту.

Не дожидаясь полного созревания этого экзотического плода, она сама решила ускорить процесс, то есть все взять в свои руки. Она извивалась всем телом, приторно вздыхала, прикрывая глаза, пускала слюну.