Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

– Открой лучше, я же знаю, что ты дома! Лучше открой!

Хамест открыла, выслушала соседку и развела руками:

– Я? Да как ты могла подумать, тетя Арус? Мы же соседи! Не видела я ничего, видела, как Арусяк поднималась, руки к попе прижимала, а что там было – рваные брюки или не рваные, – я этого не знаю, не видела.

– Ладно, но я тебя предупреждаю: язык оторву, если будешь сплетничать.

– Ну что ты, тетя Арус. Заходи мою стенку новую посмотри, кофе попьем.

– Некогда мне, – фыркнула бабушка и пошлепала наверх.

За ужином Арусяк ковыряла вилкой в тарелке и исподлобья посматривала на бабушку. Арусяк-старшая сидела чернее самой черной грозовой тучи и думала, стоит ли посвящать всю семью в подробности произошедшего. Посмотрев на страдальческое лицо внучки, старушка решила, что любимому сыну знать о позоре дочери необязательно, тем более что на горизонте замаячила новая проблема, вернее – две.

Первая (и самая страшная) проблема заключалась в загорелом теле невестки Аннушки.

– Ты что, загорала? – спросила Арусяк у невестки.

– Да, а что? – невозмутимым тоном ответила Аннушка.

– И купалась?

– И купалась!

– В купальнике? – Бабушка посмотрела из-под очков расширившимися от ужаса глазами.

– В купальнике, – ответила Аннушка.

– Стыд-то какой! Позор какой! – Бабушка схватилась за голову и заохала. – Да в мое время женщины даже в платьях стеснялись рядом с мужчинами купаться.

– А я не стесняюсь, – ответила Аннушка и ушла в свою комнату.

– И черт с тобой, – пробурчала Арусяк, проводив невестку взглядом, полным презрения, и переключила свое внимание на вторую проблему, не менее серьезную и неприятную.

Во главе стола сидел Петр, красный как рак. Вся его кожа горела так, будто черти поджаривали его в аду на сковородке. Петр проклинал себя и искренне сожалел о том, что не послушался жены и не намазался кремом для загара. Офелия сказала, что поможет мацун, Гамлет – что сливочное масло, а Рузанна предложила обмотать Петра влажной простыней и время от времени обливать холодной водой. Мазаться мацуном и маслом Петр не хотел, а уж уподобляться египетской мумии – тем более. Вежливо отказавшись от предложений родственников, он собрался удалиться в спальню и страдать молча, но тут Арусяк-старшая хлопнула себя по лбу:

– Вспомнила, вернее средства не бывает – моча маленького мальчика! Сенулик! – закричала она и убежала ловить внука.

Через пару минут внук был пойман и вместе с рулем, который он не выпускал из рук, посажен на горшок. Сенулик просидел минут тридцать, но безрезультатно. Бабушка отругала внука, посмотрела на часы, которые показывали без четверти одиннадцать, схватила баночку и куда-то убежала. Вернувшись, она ворвалась в комнату сына и гордо воскликнула:

– Вот, обегала весь подъезд! Внук Ашхен с первого этажа пописал, намажься, Погосик-джан, намажься, сынок! Здесь мало, но тебе хватит, а ей, – она фыркнула и посмотрела на Аннушку, – необязательно, нечего было приличной женщине в купальнике шастать.

– А мне и не надо, – ухмыльнулась Аннушка.

Почувствовав, что спорить с родительницей бесполезно, Петр взял баночку и пошел в ванную комнату. Через некоторое время он вышел и гордо сообщил:

– Намазался, уже лучше.

– Вот и хорошо, хорошо, сынок. Я завтра утром еще сбегаю, я договорилась с Ашхен.

– Папа, ты что, на самом деле это сделал? – прошептала Арусяк, когда бабушка скрылась на кухне.

– Нет, конечно, только ты бабушке не говори, не отстанет ведь.

В дверь позвонили. На пороге стояла женщина преклонных лет с баночкой в руках.

– Внук еще пописал, – сказала она, протянула Арусяк банку и скрылась.

– И что мне теперь с этим делать? – поморщилась Арусяк.

– Отнеси матери, пусть намажется. Пусть она и не чтит наших законов, все равно ведь человек, жалко ее, – буркнула Арусяк-старшая и ушла спать.

– Вылей немедленно! Господи, за что мне такое наказание? – застонала Аннушка, когда дочь сунула ей банку под нос.

– Да ну вас всех, – отмахнулась Арусяк и пошла в спальню.

Тетка Офелия сидела за столом и делала очередной набросок Арарата.

– Я знаю, почему мое астральное тело не отделяется.

– Почему? – поинтересовалась Арусяк.

– Потому что ему мешает твое астральное тело. Надо находиться в комнате одной, тогда все получится, – ответила тетка, продолжая вырисовывать контур горы.

– Так что мне теперь делать? – поинтересовалась Арусяк, испугавшись, что тетка выселит ее из комнаты и отправит слушать бабушкины нравоучения и храп.

– Ничего, я пока не буду практиковать, а там посмотрим. Ты ведь скоро замуж выйдешь, переедешь.

Услышав слово «замуж», Арусяк сникла. В голове ее стали мелькать образы, по сравнению с которыми теткин «Хаос» и бабка с антеннами на голове были просто воплощение добра и света. Арусяк представилось, что в центре огромного зала восседала на троне королева-мать Вардитер Александровна в пурпурной мантии с горностаевой оторочкой. По правую сторону сидел ее любимый внук Вачаган и ковырялся пинцетом в каких-то кишках, по левую – восседал Сурик, который просто глазел по сторонам. Вокруг троицы носилась Карина с пылесосом за плечами, кастрюлей в одной руке, сковородкой в другой и стиральной машинкой во чреве. Она то и дело вытирала пот со лба и с грустью смотрела на Арусяк, которая бегала за ней следом и прямо на ходу производила на свет армянских младенцев. На заднем фоне стоял Петр и крутил ручку печатного станка, из-под которого вылезали новенькие хрустящие доллары, по конвейеру поступавшие к трону королевы. Королева брала купюры, мяла их скрюченными старушечьими пальцами, нюхала и вещала зычным голосом: «Это на колбасу, это на мясо, а это припрячу, мало ли что завтра случится». «Случится сегодня! Петя, хорош лоботрясов кормить! – крикнула появившаяся на горизонте Аннушка. – Забирай дочь. Хочешь домой, Арусяк?» «Хочу домой!» – отчаянно крикнула Арусяк и бросилась в объятия матери.

Оказалось, что она произнесла это вслух.

– Так уезжай, я же вижу, что тебе у нас не нравится, – ответила Офелия.

– А, что? – Арусяк очнулась и посмотрела на тетку. – Да, поеду, поеду, вот паспорт украду и поеду.

– Могу помочь, – предложила Офелия.

– Хорошо, – ответила Арусяк и взглянула на набросок, который рисовала тетка.

На горе Арарат стоял мужчина средних лет и играл на дудуке.

– Ой, это ведь Ованес, – улыбнулась Арусяк.

– Никакой это не Ованес, глупости это, давай уже спать, – вздохнула тетка и отложила рисунок.

Новый день принес новые заботы и неприятности. Сенулик плюнул с балкона на лысину лиазору Гарнику, и тот не замедлил явиться и закатить скандал. Гарник стоял на пороге, грозился сдать Сенулика в милицию и требовал моральной компенсации.