Наталья Ключарева - Деревня дураков (сборник)

Спустя некоторое время Любкин кризис заканчивался, и она, виновато икая, забирала сына к себе.

По просьбе отца Константина, Костя даже попробовал походить в школу. Правда, быстро бросил, заявив, что никого из этих клуш не уважает .

Понемногу призрачному семейству стал помогать кое-кто из соседей. Продавщица Нинка согласилась отдавать Любке списанный в некондицию товар – ломаные макароны, каменное печенье и подмоченный чай. Счастливая Серафима связала Косте шарф, носки и принялась за шапку. Некрасивый десятиклассник Саня помог застеклить окна и принес почитать роман под названием «Бедные люди».

– Мура какая-то, – заключил Костя, полистав растрепанную книжку. – Мужик с телкой живут в соседних домах. И всю дорогу письма друг другу пишут. Будто лень дойти.

– Про любовь, значит? – оживилась Любка.

– Да не. Сплошная мозгомойня.

В один прекрасный день перешедшая в выпускной класс Анжелика Попова, прореживая школьную морковь, неудачно обернулась на соседнюю грядку – и третий раз за год влюбилась в своего одноклассника Пашу Матвеева.

Об этом событии тут же были оповещены две Даши и Евдокия Павловна, дергавшие ботву рядом с Анжеликой.

– Да сколько можно! – вскричали они хором.

– Ты бы лучше об экзаменах думала, – добавила директриса. – И куда потом поступать.

– А что я сделаю? – безвольно проворковала Анжелика, провожая поплывшими глазами красавца Пашу. – Он на Леонардо Ди Каприо похож.

– Почему обе Даши спокойно живут? – удивилась Евдокия. – А ты все скачешь?

– Видите, – Анжелика протянула ей испачканную землей ладонь. – У меня бугор Венеры переразвит. Это значит, мне на роду написано любить и страдать.

– Откуда ты знаешь? – уважительно заинтересовалась директриса.

– От бабы Капы книжка осталась с ятями. «Хиромантия» называется. Там все показано. И как линию жизни циркулем вымерять. И сколько мужей будет.

– Ну-ка, а у меня? – с робкой надеждой спросила бедная Дуня.

Девочка, как заправская цыганка, развернула к себе узкую кисть директрисы, насупила густые брови и, слегка косясь на соседнюю грядку, занялась чтением судьбы.

– У вас, Евдокия Павловна, по всем приметам только один должен быть муж, – наконец изрекла она. – А детей и вовсе не будет.

– Вот и неправда! – рассердилась Евдокия, выдергивая руку. – Я в том году ездила в Марьино к бабке. Она мне нагадала и ребеночка, и ухажера богатого!

– Ну, то ухажер, – примирительно сказала Анжелика. – А я про мужа.

Тем временем Паша, дойдя до конца своей грядки, прилег на кучу жухлых сорняков, картинно оперся на локоть, прикусил ровными зубами травинку и замер. Ветер шевелил светлую челку, синие глаза были ласковы и безмятежны, но взгляд из них не выходил, будто Паша смотрел не на мир вокруг, а в зеркало.

Анжелика перешагнула через две грядки и, обмирая, встала прямиком на траекторию этого невидящего взора. Сердце ее заколотилось так, что высоко в небе две сороки сбились со своего пути, возмущенно раскричались и полетели совсем в другую сторону. Пашино лицо не дрогнуло.

«Стою тут, как дура, стучу сердцем на весь мир, а ему – хоть бы хны!» – задохнулась она и решила бежать от рокового красавца без оглядки: через огороды, через поля, мимо помойки, где роется паршивая собака, по нагретому солнцем мостку – и утопиться в речке.

Правда, в Битюге не смог бы утонуть даже Минкин, которому вода доходила всего лишь до подбородка.

– Паша, – опадающим голосом позвала Анжелика, приблизившись к нему почти вплотную.

– Да? – откликнулся тот, продолжая ясно и спокойно смотреть сквозь нее.

– Может, пойдем на речку?

– Неохота.

Анжелика подождала, не молвит ли Паша еще хоть словечко, но он не одарил ее даже кивком. Осторожно она обогнула его и, зайдя за спину, пошла все быстрей и быстрей, а потом и вовсе побежала, отчаянно хлопая шлепанцами.

– Несется как полоумная! – осудили старухи, коротавшие век на бревне под яблоней.

Надутый Минкин, снова брошенный вероломными пятиклассниками, оторвался от изучения облепленного муравьями огрызка и посмотрел вслед огромному существу, прогалопировавшему мимо: нет ли в том какого интереса?

– Опять втюрилась! – определила продавщица Нинка, плевавшаяся семечками с высокого крыльца магазина. – И летит скорей растрезвонить об этом на всю округу.

Минкин понял, что речь идет о всяких скучных взрослых занятиях, и снова вернулся к своим муравьям.

Тем временем Анжелика домчалась до другого конца села, и сердце ее стало выскакивать из горла уже по причине быстрого бега, а не из-за того, что Паша Матвеев похож на Леонардо Ди Каприо.

Сложив, на всякий случай, фигу в кармане, девушка вошла в чудесный Фимин сад. В отличие от большинства женщин, живших в Митино, влюбчивая Анжелика, которую дед Ефим упорно звал Анькой, не старалась обходить это место стороной. Она тоже верила, что Фим слегка поколдовывает, но как человек любопытный и падкий на все таинственное, наоборот, не упускала случая заглянуть в сад.

– Опять Анька с Пашкой бежит! – весело крикнул Фим, сидевший к ней спиной на своем деревянном троне. – Когда уймешься?

– Что же делать, дедушка? – хныкнула Анжелика, садясь перед Фимом на мягкую траву. – Изводит он меня до сердцебиения! Смотреть не могу! Столько чувств – можно горы сдвинуть – и все зря! Я однажды в детстве тащила со зверофермы бидон с молоком, а перед самым домом растянулась – и все три литра в пыль утекли. Села и реву – так жалко! И доярку, что зря работала, и корову, что зря весь день слепней терпела, и цветы, которые зря у нее в брюхе погибли, и солнце, что с самой весны зря их растило… Вот и с Матвеевым – то же.

– Ничего не пропадает зря.

– Но ведь он меня даже не замечает! Я всю себя готова отдать – а ему и даром не нужно! Как не зря – если он не берет?

– А его никто и не спрашивает! Вот ты влюбилась и думаешь о нем хорошее – так?

– Чаще, конечно, плохое.

– Это ты, девочка, вообще, брось. Слышишь? Вот где зряшная трата сил! Молоко в пыль! Понимаешь?

– Ну.

– Влюбилась – вот и думай о нем хорошо. Не то все без толку. А знаешь, как наши добрые мысли людям полезны! От них на душе гусли-самогуды играют. Он и не знает, почему счастье крылом коснулось, а это твоя нежность на него повеяла. Разве плохо?

– Ему-то, конечно, хорошо!

– А тебе чего нужно?

– Чтобы и мне тоже!

– Значит, это так – дуновение. И говорить не стоит. Завтра забудешь.

Несколько раздосадованная, Анжелика побрела прочь из сада. Ей было горько, что никто не воспринимает ее сердечные муки всерьез. Даже две Даши – и это называется лучшие подруги! – только насмешничали, каждое утро начиная с вопроса, по ком она сегодня воздыхает .