Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Чотче молча сучил веревки.

— Так-то вот! С малых лет дрался со всеми. А теперь вот из-за твоего нрава совсем пропадем!

Он не выдержал и выскочил вон.

На дворе сыпал град. У деревянной калитки скопилось много градинок, и стук их слышался здесь более явственно. Градинки напомнили ему о рисе, и опять у него тоскливо сжалось сердце... Пойти, что ли, нарубить дров, продать да достать немного рису... Но эти проклятые лесники запрещают рубить лес... Закон? Чотче топнул ногой.

Некоторое время он стоял неподвижно. «А не пойти ли к кому-нибудь из приятелей?» — подумал он и, взвалив на спину чиге, вышел со двора. Град освежил его разгоряченное лицо. Сквозь частую сетку града виднелись поля. Чотче вздохнул. Бывало, отправляясь на работу с мотыгой на плече, он любил помечтать. Не раз воображал, как будет трудиться еще усерднее и сытно есть, а излишки богатого урожая будет продавать и откладывать сбережения. Потом построит дом, женится на Сонби, народятся у них сыновья и дочки, и заживут они припеваючи! Теперь он горько усмехался, вспоминая свои глупые фантазии.

Сам не зная как, Чотче оказался у озера Гневного. Он прислонился к стволу ивы и загляделся на озеро. И тут невольно пришла ему на ум легенда о Гневном. «И они нарушали закон, и их или убивали, или избивали до полусмерти», — подумал он. Но ведь те крестьяне жили давным-давно, сколько тысячелетий, сколько веков прошло с тех пор, а ему теперь так же худо, как и им. Это открытие поразило его, и он снова вгляделся в голубые воды Гневного.

Послышались шаги. Но ему не хотелось поворачиваться. Шаги приближались. Чотче догадался, что идет не один человек. Он спрятался за иву. К озеру подходили две женщины. Кровь бросилась Чотче в голову, сердце бешено заколотилось, перехватило дыхание. Он стоял, боясь шевельнуться, и смотрел, смотрел. Неужели одна из женщин с тяжелой ношей на голове — Сонби? Ее лицо, выглядывая из-под низко надвинутого белого платка, сияло, словно очищенное зернышко риса. Глаза влажно поблескивали.

Женщины опустили корзины, выложили белье на камень и застучали вальками. Вот Сонби отбросила валек и, полоща белье, случайно глянула в его сторону. Он отшатнулся. В глазах потемнело, голова закружилась. Он судорожно ухватился за палку. «В моем-то положении думать о Сонби!» — горько усмехнулся он про себя и побрел прочь. Стук валька становился все слабее. Взвалив чиге на спину, он посмотрел на подножие горы, и вспомнилось ему, как в детстве прибежал он на эту гору за травой, повстречал Сонби и стал отнимать у нее щавель. С тех пор в каждом уголке его души жила Сонби. И чем дальше, тем острее становилось это чувство. Однако ему даже ни разу не удалось поговорить с той, о которой он так тосковал. А теперь ему нельзя и мечтать о встречах с Сонби! Он поднял палку, изо всей силы стукнул себя по ноге и подскочил от боли.

Град пошел еще сильнее. Над далекими домами поднялись вечерние дымы. Не вернулся ли Ли-собан?

Он повернул к горе, накосил сухого бурьяна и поспешил домой. От жилья потянуло запахом вареного риса. Ему вдруг страшно захотелось есть. Вспомнив, что вчера вечером он поел немного рисовой каши, а сегодня утром — лишь жидкой похлебки, он еще сильнее ощутил голод. А может, Ли-собан ждет его с полной сумкой еды? Чотче прибавил шагу. Возле дома он сбросил вязанку и, гадая, вернулся старик или нет, открыл дверь.

Мать лежала на теплом полу. Услыхав скрип двери, она живо приподнялась.

— Ли-собан? — Но, увидев сына, со стоном повалилась обратно.

У него все так и поплыло перед глазами. Значит, Ли-собана еще нет! Чотче повернулся и, хлопнув дверью, вышел из дому. «Где же старик? — Он вглядывался в густеющий сумрак. — Может, ему тяжело нести свой мешок, а ведь дороги занесло снегом, и ни единой души не встретишь». Чотче подождал еще немного, затем двинулся по дороге в город. Некоторое время он шел понурясь, затем остановился: вдруг Ли-собан появится там, вон за тем поворотом? Но не увидел даже человеческой тени. Лишь бесчисленные снежинки кружились и кружились перед ним.

Вскоре стемнело настолько, что ничего нельзя было разглядеть. «Уж не замерз ли он по дороге? А может, ему стало худо и он прилег где-нибудь у водяного жернова?» Ветер не стихал. Град вперемежку со снегом больно хлестал по лицу. Поняв наконец, что Ли-собана не дождаться, Чотче побрел домой.

Они не спали в эту ночь. Все ждали: может, хоть под утро вернется Ли-собан. «Не иначе с ним что-нибудь стряслось», — решила мать Чотче.

— Сходи в город, узнай, не случилось чего с Ли-собаном.

Чотче поднял на мать глаза.

— Разве туда дойдешь голодным? Добудь хоть немного еды.

Еще вчера он был уверен, что без еды не так уж страшно, и он мог еще довольно бодро передвигаться, но сегодня утром голод свалил его, и ему казалось, что он не сделает и шага. Мать тоже теряла последние силы. Она глядела на сына с беспомощной жалостью. Решив раздобыть где-нибудь хоть ложку каши, она все же поднялась и вышла, захватив с собой черпак. Чотче закрыл глаза. В воображении перед ним замелькала еда на бесчисленных блюдах. Это было невыносимо! Он снова открыл глаза, и первое, что он увидел, был глиняный кувшин, в котором обычно хранился рис. Почти машинально он встал, подошел к кувшину и заглянул в него. Пусто. «А прошлой осенью кувшин был полнехонек!» — с горечью подумал Чотче, и минувший год представился ему теперь таким благополучным. Тогда Токхо вычел только долг и рисовую ссуду, а за удобрения, за рис на питание и прочие мелкие долги обещал вычесть в другой раз. Он снова заглянул внутрь. Вдруг хоть несколько зернышек пристали к стенкам? Он встряхнул кувшин и заглянул опять: на дне ни единой рисинки! Он глубоко вздохнул, стукнулся лбом о кувшин и заплакал.

На дворе послышались шаги, он взял себя в руки. Дверь распахнулась, и вошла мать.

— Я думал, это Ли-собан!

— Что, совсем оголодал, беспутный малый?

Мать протянула ему черпак с желудевой кашей. Чотче стал с жадностью хватать кашу и набивать в рот.

— Да не торопись так! Подавишься!

Мать и сама надеялась съесть ложку-другую, но, когда увидела, как набросился на еду сын, не смогла поднести ко рту хотя бы горсточку.

— Ешь, мама! — спохватился он.

— Да я уже съела несколько ложек, а это тебе принесла, — солгала она. Чотче опорожнил посуду и вышел.

Вернулся Чотче только поздней ночью.

— Мама! — тихо позвал он.

Приняв его сначала за Ли-собана, мать вскочила, но, услышав голос сына, молча легла снова. Он подошел и что-то вложил ей в руку. Она почувствовала запах риса, поняла, что это мешочек с рисом, проворно встала и пошла на кухню.

— А ты разведи пока огонь!

Чотче разводил огонь в очаге, мать промывала рис. Мельком взглянув на освещенную фигуру сына, она ахнула: одежда на нем была изодрана в клочья. Но уже в следующее мгновенье она сделала вид, будто ничего не заметила. Чотче прислушивался к шороху промываемого риса и не знал, радоваться ему или огорчаться. Он глотал слюни, глядя на заманчиво сверкавший в воде при свете очага белый рис, и, не вытерпев, подошел, зачерпнул черпаком воды и выпил.