Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Сонби стало как-то не по себе, она не могла собраться с мыслями и молчала.

— Ну, что не отвечаешь, детка? Когда старшие спрашивают, отвечать надо сразу.... — Он захихикал.

Сонби через силу улыбнулась и опустила голову. Сердце ее испуганно заколотилось.

— Так не поедешь, что ли?

Токхо понемногу, будто невзначай, подвигался ближе.

— Буду учиться... — прошептала Сонби, не отводя глаз от станка. Она хотела добавить «отец», но слово, которое она целый день повторяла, замерло на устах, едва она глянула на Токхо. Тот усмехнулся.

Щеки ее, наполовину скрытые станком, пылали. Токхо совсем распалился. Он придвинулся к ней вплотную и как-то судорожно схватил за руки, а когда она попыталась встать, торопливо сказал:

— Сиди спокойно! Тебя будто за веревочку дергают!

Руки его так и горели. В лицо Сонби пахнуло сильным запахом здорового мужчины, смешанным с легким запахом вина. Она совсем растерялась, задрожала. Слезы подступили к глазам.

— Пустите!

Но желтая, будто старая тыква, жирная щека Токхо уже прильнула к ее щеке.

— Будешь послушной, не только учиться отпущу, а все, что ни пожелаешь, все исполню!

Сонби отвернула лицо.

— Отец, перестаньте!

— Хо-хо-хо-хо... Отец! Отец! Милая ты моя, коли зовешь отцом, чего же боишься? Ах, какая же ты... — бормотал он, крепко обнимая дрожавшую девушку.

Он был чуть-чуть под хмельком, но ей казалось, что он совсем пьяный.

— Отец, вы же пьяны!

— А? Да, пьян! От тебя пьян!

Тяжело дыша, Токхо все крепче и крепче прижимал к себе Сонби, а она, извиваясь, вырывалась из его объятий, отталкивала его руками, упиралась ногами... Он отшвырнул ногой станок, обхватил и опрокинул ее навзничь.

— Отец, отец, я ошиблась, как я ошиблась! — рыдая, твердила она.

И вдруг, отчаявшись, изо всех сил оттолкнула Токхо.

— Не утихнешь ты? Не сделаешь, как я хочу, убирайся отсюда, сейчас убирайся! — орал Токхо, свирепо выкатывая налитые кровью глаза. Казалось, он готов был убить ее.

И это Токхо, которому еще днем она так верила, в ком искала опору! Надеялась, что он заменит ей покойных отца и мать, поможет в будущем. Не прошло и часу, а он превратился в дикого зверя. Даже в страшном сне она его не видела таким! С отвращением Сонби закрыла глаза. Тихо доносился церковный звон...

Вернувшись поздно вечером, Синчхоль тихонько открыл дверь и вошел в дом. За дверью своей комнаты он услыхал шепот и остановился.

— А что... у Синчхоля, видно, есть возлюбленная? — донесся до него голос Окчоми.

— Ну что вы, возлюбленная у такого ребенка! — отвечала мачеха, словно бы оправдываясь в чем-то.

Кашлянул отец. Украдкой заглянув на женскую половину, Синчхоль снял ботинки и распахнул дверь своей комнаты. Дамы изумленно раскрыли глаза. Синчхоль вдруг обнаружил, что Окчоми похожа на его мачеху.

— О, как вы бесшумно подкрадываетесь!

Синчхоль с улыбкой посмотрел на Окчоми.

— К нам пожаловали?.. — Он снял пальто и повесил.

— Куда это вы ходили? Наверно...

И Окчоми многозначительно усмехнулась. Мачеха подхватила усмешку.

— Окчоми с самых сумерек тебя дожидается.

— Вот как? Прошу прощенья! — Синчхоль сел на прохладный пол. — А у нас довольно свежо.

Он пересел на циновку, предложенную мачехой. Окчоми посмотрела на покрасневший кончик носа Синчхоля.

— Из дому письмо пришло.

— Письмо?.. — В нем вспыхнуло любопытство: «Уж не пишут ли они, что собираются прислать Сонби?» — Все ли дома в порядке?

— Да... пишут, что хотят весной прислать Сонби.

У Синчхоля защемило в груди.

— Конечно, поступит здесь в школу.

Мачеха сказала:

— Пойду пройдусь.

Окчоми вскочила:

— Всего доброго...

Заметив, что мачеха Синчхоля прошла по двору, Окчоми вздохнула и задумчиво уставилась на электрическую лампу. Вдалеке слышались гудки такси и какой-то неприятно высокий металлический звук.

— Куда вы все ходите? Видно, зазноба есть? — Девушка в упор посмотрела на Синчхоля.

Расправляя складки брюк, он спокойно стряхивал пылинки.

— Простите, вы меня спросили о чем-то? — Притворяясь, будто только что очнулся от раздумья, Синчхоль повернул к ней голову.

— Ой, умрешь с вами!.. Разве я не понятно говорю? Почему каждый раз, когда... — В глазах ее блеснули слезы.

Каждый вечер ходила она вокруг этого дома в надежде увидать Синчхоля. Ей хотелось высказать ему все, что у нее на сердце. Но, пожалуй, лучше все же молчать. Она поднялась.

— Я ухожу! — Окчоми капризно склонила голову набок.

— Уходите?.. Одна? — Синчхоль глядел на нее с улыбкой.

— Неужели не дойду!

Она повязала шарф, натянула перчатки. Она задыхалась, боясь, что вот-вот расплачется.

— Посидите еще немного, а потом я провожу вас до дома, — предложил Синчхоль. Едва она собралась уходить, комната сразу показалась ему пустой и неуютной.

— Правда? — с радостью и недоверием спросила Окчоми.

Это «провожу» давало надежду. Быть может, разрешатся наконец все ее сомнения.

— Честное слово!

Окчоми на минуту задумалась.

— Учитель увидит меня, неудобно. — Она бросила взгляд в сторону двери. — Пойдемте к нам, тогда я зайду в магазин, куплю что-нибудь. — Она стояла, склонив голову, и просила настойчиво, словно ребенок.

Синчхоль поднялся, надел пальто, и они вышли. Оказавшись за воротами, Синчхоль и Окчоми зашагали в ногу. На улице не было ни автобусов, ни такси, и только ярко светил уличный фонарь, словно бы охраняя переулок. Они шли медленно, длинные тени тянулись за ними по тротуару. Пронизывающий зимний ветер трепал одежду.

Некоторое время они оба молчали. Окчоми покосилась на спутника.

— Сколько раз ходила я этой дорогой одна, не знаю... — проговорила она, глядя на возвышавшийся впереди перевал Паксок, и вздохнула.

— Той... Сонби сколько лет? — спросил Синчхоль.

— Восемнадцать, наверно. А почему вы спрашиваете?

— Нужно знать.

— Нужно?.. Зачем нужно? — Окчоми пристально посмотрела на Синчхоля. «Уж не потому ли спрашивает, что не может забыть Сонби?» — Зачем все-таки, скажите?

— Да так, если она приедет весной, если собирается поступать в школу, надо же знать возраст, — отвернулся Синчхоль.

— Ай, право... А я... «зачем»! Ха-ха... — засмеялась Окчоми.

Рассмеялся и Синчхоль.

— Если много лет, то в начальную школу не примут, придется устраивать в какое-нибудь специальное училище.

— Конечно... Захочет, подучится немного и станет гейшей, к примеру. А еще лучше, как вы тогда советовали, если она какое-то время будет помогать мне по хозяйству, ознакомится с городом, а там, если хороший человек найдется, выдадим замуж. Жалко ведь оставлять девушку с такой внешностью в захолустье.

Окчоми представила себе Сонби: да, в такой дыре быстро потускнеешь...