Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Мама, Каннани... Каннани где? — спросила она сквозь слезы.

— Или ты тоже собралась уйти?

— Да.

Мать Каннани встала, открыла комод, вынула конверт с письмом и подошла к Сонби.

— В Сеуле, что ли, или еще где, я слышала, да забыла. Вот почитай, что тут дочка пишет... Отомстите проклятому кровопийце! Если бы твоя мать жива была, как бы она горевала! Ах, вся душа изболелась! — Мать Каннани ударила себя в грудь.

Сонби поняла, что она догадалась о ее связи с Токхо, и вместе с ненавистью к Токхо ее охватил стыд. Дрожащей рукой взяла она конверт и внимательно стала разглядывать. Но сколько ни гляди, ничего не разберешь даже и при ярком свете. Она встала.

Мать Каннани испуганно посмотрела на Сонби.

— Ты, наверное, уже все прочитала... Дай сюда!

Сонби замялась.

— Мама, можно мне взять это?

— Нельзя. А что, если Токхо увидит? Ведь жизни не даст!

— Мама, разве я допущу до этого... пожалуйста... — упрашивала Сонби.

— Ну, ладно, только верни, когда соберешься уходить, да этому прохвосту — ни-ни!

Провожая Сонби, мать Каннани несколько раз повторила свою просьбу. Сонби спрятала было конверт на груди, но, вспомнив, как руки Токхо гладили ее грудь, сразу вытащила обратно. Даже маленький конверт спрятать некуда; всюду обнаружит его старый хрыч! И такая досада взяла ее, что хоть ложись и помирай...

Все так же крадучись, прижимаясь к стенам, добралась Сонби до дома Токхо.

Как же быть с конвертом?

Поколебавшись, она засунула его в носок и тихонько открыла ворота.

Кругом — мертвая тишина. Сонби, бесшумно заперев ворота, прошла по двору и юркнула в свою каморку. Она замерла на секунду, ей показалось, что тут, дыша перегаром, лежит Токхо.

Первым ее побуждением было бежать куда-нибудь. Конверт, спрятанный в носке, не давал ей покоя. Наконец, убедившись, что в комнате никого нет, Сонби вошла. Решив сегодня ни за что не открывать дверь, она сильно потянула ее на себя, заперла и, даже не разобрав постели, бросилась на нее ничком. Мысли, обгоняя одна другую, проносились в голове.

Но что это? Снаружи дергают дверь. Вот опять... «Эх, опять лезет!..» — простонала она и крепко зажмурила глаза. Сердце ее бешено колотилось. Снова дверь — дерг, дерг... Токхо отлично знал, что она не спит. Ясно, что, если она не откроет, Токхо отомстит ей.

«Ну, выгонит вон, а что еще сделает?» — успокаивала она себя, притаившись. Дверь содрогалась. И вдруг послышался скрип расходящихся створок — дверное кольцо было снято. Сонби притворилась спящей. Токхо, тяжело дыша, закрыл дверь и пнул Сонби ногой.

— Ты чего, чертова девка, дверь не открываешь? Слишком я ласков с тобой, избаловал... Совсем от рук отбилась... Смотри у меня!

Сонби медленно приподнялась, делая вид, будто только что проснулась.

— Ты слыхала, что я велел открыть дверь?

— Нет, не слыхала, — сделала удивленные глаза Сонби.

— Вредная девчонка! — проворчал Токхо и облапил Сонби.

Как обычно, от него несло водкой. Каждый раз, когда он обнимал Сонби, этот отвратительный запах ударял ей в нос, и она невольно отворачивала лицо. И сейчас ей так хотелось вырваться от него! Сжавшись в комок, она попыталась отодвинуться, но Токхо прижал ее еще крепче.

— Чего рыпаешься? Противен, видно, я тебе... Не поискать ли другую девчонку? А? Что скажешь? — прижав губы к самому уху Сонби и обдавая ее тяжелым дыханием, шептал Токхо.

У Сонби защекотало в ухе, она отшатнулась.

— Смотри, баба, может, у тебя другой есть? Иначе разве могла бы ты позволять себе такое? Когда приходит мужчина, девчонка не должна спать, она должна подобострастно трепетать, чтобы расположить его к себе! А ты что делаешь — развалилась и спишь, как дура! Раз я к тебе благоволю, ты брось эти привычки... Кстати, были у тебя в этом месяце?

Сонби не слушала бормотанья Токхо. Ей все время казалось, что мать Окчоми стоит за дверью, и ее маленькое сердечко трепетало, как пойманная птичка. Так было каждый раз, когда приходил Токхо.

— Да отвечай же! — Токхо погладил Сонби по животу. Ее передернуло.

— Не было еще, — насильно выдавила она из себя.

— Гм... Может быть, на этот раз... Может быть, тебе захочется чего особенного съесть, сразу скажи, не скрывай да не ломайся... Хочется чего-нибудь? — прильнув слюнявыми губами к щеке Сонби, шептал Токхо.

Сонби еле сдерживала подступавшую тошноту.

— Сонби... как?.. а?

— Ай, право же, тошно слушать!

— Ого! Тебе уже слушать противно стало! Ты должна думать о моем сыне вот тут!

Обнимая Сонби, Токхо впился губами в мочку ее уха. Потом вдруг вынул из бумажника деньги и протянул Сонби.

— Вот возьми и распоряжайся ими по своему желанию, а захочется съесть чего-нибудь, увидишь меня, — скажи!

Сонби вспомнила о конверте в носке и скрепя сердце взяла деньги. Она не знала, сколько здесь, но сообразила, что они пригодятся на дорожные расходы, когда она пойдет к Каннани.

— Уходите скорее, хозяйка может прийти!

— А хоть и придет — что из того? Ты здесь главная, в тебе мой сын. Что мне эта развалина? А ты будь спокойна: через два месяца будет уже определенно известно, и если действительно носишь моего сына, прогоню ее, а тебя сделаю настоящей женой. Поняла?

— Тише, тише! — взмолилась Сонби. — Кто-нибудь услышит!

— И услышит — не беда, — разошелся Токхо. — Ты теперь в этом доме главная, так-то! Если забеременела, на что-нибудь особенное потянет... Не чувствуешь такого?

Токхо совсем помешался на ребенке. И от этого стал Сонби еще противнее. Однако она не на шутку встревожилась: почему в самом деле задержка? Уж не верна ли догадка Токхо, не беременна ли она? Как же она осквернила свое тело: понесла ребенка от Токхо, да еще спокойно остается жить в этом доме!

Сонби почувствовала, как к горлу опять подступает тошнота. Впрочем, это случалось с ней и раньше, почти всегда, когда ей приходилось быть рядом с Токхо. Но сегодня ей было особенно тяжело. Вдруг началась рвота. Токхо испугался и прижал руку к ее губам. У Сонби и так болела голова, а тут еще эта рука, пропахшая водкой: у нее все поплыло перед глазами.

— Беременна, так и есть. С чего же может быть рвота? — с уверенностью заявил Токхо.

Сонби оттолкнула его.

— Уйдите, пожалуйста, мне совсем плохо... Прошу, хоть сегодня уйдите! — умоляла Сонби.

— Мм... плохо... определенно понесла, беременна! Каши не хочешь, фруктов надо купить...

— Ничего не хочу, только уйдите скорее!

— Ладно, раз такое дело, уйду. Береги свой живот. Завтра к тебе приду... А?.. Ах ты, милашка! Неужели принесешь мне сына?

Токхо еще раз крепко обнял Сонби и вышел.

Сонби наконец вздохнула свободно. Ей не терпелось узнать, сколько он дал денег. Но она все еще прислушивалась. Вот Токхо, скрипнув главными воротами, входит в средние. Он проделывал это всякий раз после того, как бесшумно выбирался из комнатки Сонби. Вот он, запирая ворота, громко кашлянул и, топая, направился в женскую половину. Сонби облегченно вздохнула, и в то же время в ней вдруг шевельнулось чувство, похожее на ревность. Дверь на женскую половину открылась и вновь закрылась. Тут Сонби вспомнила, что в руке у нее зажаты деньги. Сколько же, сколько их? Она пошарила под лампой, нащупала спички и зажгла одну. Кажется, десять иен. Такую сумму ей приходилось видеть только в кошельке Окчоми.