Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Напряженно слушавшие работницы вздохнули.

— И... да... на этой фабрике заботятся о вашем будущем и потому установили систему сбережений. Сбережения — залог вашего счастья! Фабрика высчитывает с работающих за питание и предметы первой необходимости, из оставшихся же денег вы делаете сбережения. Конечно, вы не можете заработать сколько вашей душе угодно, но, когда через три года вы уйдете, разве не пригодятся вам эти сбережения? — По его губам пробежала наглая улыбка.

Засмеялись и работницы.

— Если проработаете, удержитесь на фабрике три года, сможете после ухода обзавестись семьями, жить припеваючи и растить детей. Поступая сюда, вы заключили договор на три года, но три года — совсем небольшой срок. Если по прошествии этого времени захотите еще поработать — милости просим. Через три года фабрика опять будет делать набор, вы заручитесь рекомендацией полицейского участка и снова поступите, не так ли? Посудите сами, разве вы не избранные из многих, разве это не великое счастье — работать здесь? Где еще найдется такое хорошее место? А мало ли ходит людей вовсе безработных?

Очки надсмотрщика сверкали при свете лампы. Он погладил бороду.

— На этой фабрике заботятся о будущем работниц и строго следят за их поведением, поэтому запрещаются одиночные отлучки. Но поскольку все вы очень любите развлечения, то каждый год, весной и осенью, устраиваются пикники. Захватив с собой еду, вы организованно отправляетесь полюбоваться горами. Этой весной вам выдадут по себестоимости новую обувь. В настоящее время в канцелярии утверждается план пикника на остров Вольми...

Среди женщин пронесся ропот. Каннани вскочила, придя в такое возбуждение, что у нее перехватило дыхание, и хотела что-то возразить, но надсмотрщик невозмутимо продолжал :

— Дальше. На фабрике раз в три недели, в воскресенье, выходной день. На стадионе устраиваются в этот день спортивные игры и развлечения. Это необходимо для здоровья каждой из вас. Право же, это привилегии только нашей фабрики. И последнее: считая фабрику своим предприятием, вы должны соблюдать чистоту. Повышая производительность труда, вы сможете получать не только заработную плату, но и премии. Ленивые же не только лишаются премии, но еще и штрафу подвергаются. Учтите это.

По команде бригадира работницы поднялись, как одна, попрощались с надсмотрщиком и покинули лекционный зал.

Снова задребезжал звонок. Звук все нарастал. Не зная, что стряслось, подруги погасили в комнате свет.

Каннани, крепко заснув с вечера, вдруг вскочила. Кругом тишина. Только с фабрики доносится шум машин. Она подошла к окну и неподвижным взором уставилась во двор. Она храбрилась тогда перед Синчхолем, а сегодня вот ее бросает в дрожь при мысли, что ей придется впредь действовать самостоятельно. Она знала, что существует взаимная товарищеская поддержка, но сейчас чувствовала себя страшно одинокой. За черными каменными стенами — словно в заключении. За окном, окружая спортивную площадку, высоко поднималась стена. Это сразу вызвало в Каннани беспокойство. Она пыталась найти, на счастье, хоть какое-то отверстие. Но в стене, сложенной из кирпича с цементом, нельзя было отыскать щелочки даже с игольное ушко.

Каннани потихоньку открыла дверь и вышла. При лунном свете ей показалось, будто в другом конце двора стоит человек. Она застыла на месте, потом с опаской огляделась кругом. Где-то скрипнула дверь. Каннани прижалась к стене, затаив дыхание прислушалась. Какая-то работница, беззвучно ступая, шла в сторону контрольного ночного пункта. Каннани взяло любопытство, и она, крадучись, последовала за ней.

Перед контрольным пунктом работница остановилась в нерешительности, потом открыла дверь и вошла. Каннани пыталась догадаться, кто бы это мог быть, но, разумеется, напрасно. Несомненно одно: работница пошла на тайное свидание с надсмотрщиком. И Каннани снова вспомнила наставления Синчхоля прошлой ночью. Он говорил о том, что надсмотрщики злоупотребляют наивностью и простодушием фабричных девушек. Нужно как можно скорее открыть этим глупышкам глаза. Ее прямой долг, не теряя времени, сплотить воедино по меньшей мере тысячу работниц и повести борьбу прежде всего за свои экономические права, за уважение человеческого достоинства.

Каннани пот прошибал, когда она вспоминала о том, как унижал ее Токхо и как она покорно сносила это. Каннани подошла и стала внимательно осматривать стену. Но сколько ни разглядывала, сколько ни шарила, всюду ее руки нащупывали крепкие кирпичи без малейшей щелочки. Только под стеной было несколько отверстий для стока воды. В эту дырку едва проходила рука и, разумеется, не мог пролезть человек. Кроме того, эти дыры у всех на виду и использовать их для связи очень рискованно. Но, с другой стороны, поскольку они видны всем, никто на них не обращает внимания. Каннани подумала и решила, что сначала попробует все-таки поискать что-нибудь более подходящее, и двинулась обратно.

Часы в лекционном зале пробили три. Когда Каннани ложилась, Сонби повернулась к ней.

— Ты куда ходила?

— Гм... ты не спишь?

— Нет, я спала... Проснулась — тебя нет.

— Я во двор на минутку выходила.

— А-а...

— Сонби, ты всему поверила, что говорил надсмотрщик? — неожиданно спросила Каннани.

Сонби в замешательстве не сразу нашлась, что ответить.

— Почему ты об этом вдруг спрашиваешь?

— Нет, постой... Слова надсмотрщика — правдивые слова?

— Я не знаю... это...

— Сонби, этого нельзя не знать. Послушай. Сейчас заставляют работать даже в ночную смену, а кормят лишь аннамским рисом. О сбережениях, вкладах толкуют лишь для того, чтобы заставить нас работать. Запрещают свободно выходить, словно заботятся о будущем работниц, продают здесь разные товары по низкой цене — все это делается не в наших, а в их интересах. Выдают новую обувь, устраивают развлечения, организуют вечернюю школу, даже заставляют заниматься спортом для укрепления тела — все это предпринимается с целью ослепить, закрыть нам глаза и выжать из нас как можно больше.

Сонби не могла понять, для чего Каннани говорит все это. Если она знала об этом раньше, нечего было и поступать на фабрику. Зачем было покидать Сеул и ехать сюда, а на другой же день выражать такое недовольство?

— Сонби! Надсмотрщики и люди, стоящие за ними, во много раз страшнее Токхо.

Каннани хотелось рассказать про работницу, пришедшую в сторожку к надсмотрщику, но она решила немного подождать с этим.

Сонби сразу показался противным и страшным этот надсмотрщик, который смеялся, кося на нее глазом, этот тигр с приклеенной бородой. Слушая Каннани, она так и видела его косые взгляды и с ужасом чувствовала, что надсмотрщик превращается в Токхо.