Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Это постоянное наблюдение писателя за процессом обогащения духовного облика людей запечатлено, в частности, в его повести «Дневная звезда». Дочь бедной аратки, не дождавшись любимого, погибшего от тяжелых ранений в боях у реки Халхин-Гол, одна, с ребенком, уезжает в город. Ее собственная стойкость, активное сочувствие чутких людей, движимых высокими нравственными идеалами нового времени, помогают молодой женщине пережить потерю, возродиться для новой жизни.

Г. Ярославцев

В то лето, накануне халхин-гольских событий, Цаганху призвали в армию. Словно по волшебству, из мальчишки-увальня он сразу превратился во взрослого мужчину. Цаганху исполнилось двадцать лет, но его никто не принимал всерьез из-за того, что он избегал общества девушек и молодых женщин. И хотя он изо всех сил старался изобразить из себя мужчину, у него это не получалось — уж очень он был неловок. Паренек никак не мог преодолеть скованность и застенчивость и постоянно завидовал более удачливым молодым людям. Лишь одно обстоятельство несколько утешало его: он хорошо знал грамоту. Приятно, когда к тебе то и дело обращаются с просьбами написать письмо или составить заявление.

Выжженная солнцем, безмолвно раскинулась обширная долина между реками Онон и Керулен. Во всем ощущалась тревога, казалось, даже воздух был насыщен ею: ходили слухи о неизбежной войне.

В один из знойных дней Цаганху возвращался домой с пастбища. Его отец, старый Юмжир, едва узнав о призыве молодежи в армию, послал сына за хорошим скакуном.

Юноша отыскал табун с большим трудом — лошади укрылись от жары за гребнем горы, на опушке леса. Он выбрал серого жеребца, а изнуренного долгой дорогой своего коня оставил в табуне.

Возвращаясь домой, Цаганху думал о предстоящей службе.

Куда, в какие края забросит его судьба? Что нового он увидит и услышит? Если верить слухам, скоро начнется война, значит, и его пошлют на фронт... Впрочем, последнее обстоятельство его особенно не тревожило. Впереди новая интересная жизнь. И это главное.

Цаганху скакал по выжженной солнцем степи. Был еще только июль, а трава уже пожелтела и поникла. Окрестные горы казались сонными.

К северу от реки Хялганатын на деревянной кровле монастыря одиноко торчал ганжир [60] Ганжир — дословно: полный сокровищ, наполненный молитвами; шпиль, венчающий крышу буддийского храма. . Казалось, он остался там потому, что в последний момент люди поленились лезть так высоко, чтобы его снять. Ламы, жившие еще недавно в монастыре, разбежались — кто обзавелся хозяйством, кто переехал в аймак [61] Аймак — крупная административно-территориальная единица (область) как в старой, так и в современной Монголии. или сомон [62] Сомон — низовая административно-территориальная единица (район). и поступил на службу. Два года назад к монастырю стекались толпы верующих. Тогда храм выглядел иначе — величественно и сурово. Даже среди сверстников Цаганху кое-кто ронял слезу умиления при виде храма. Теперь же пустой и заброшенный храм свидетельствовал о неукротимом беге времени, о тех изменениях, которые совершались в жизни.

Когда Цаганху переезжал почти пересохшую реку Хялганатын, он увидел всадницу. Он сразу узнал младшую дочь старушки Пагмы — Цэрэндулам. Они жили по соседству. Девушке шел всего семнадцатый год. Но парни уже засматривались на нее. Нравилась она и Цаганху. «Я же в армию иду, времени совсем мало...» — подумал он и погнал коня навстречу девушке. Куда только девалась его робость и застенчивость.

Как чудесно колышется в седле стан девушки! Как сияют ее синие глаза! Серый стремя в стремя остановился рядом с ее буланым.

— Да ты меня едва не опрокинул, — сказала Цэрэндулам.

— Далеко ездила?

— На вершину Овота, просить у неба дождичка, — насмешливо ответила она.

— И что обещало небо?

— Обещало послать дождь.

— Когда же?

— После твоего ухода в армию.

— Вот оно что! Послушай, Цэрэндулам, давай зайдем в монастырь, храм посмотрим.

— Эка невидаль — пустой храм! — ответила девушка. — Скажи-ка лучше, когда ты уходишь в армию?

— Совсем скоро.

— Хорошо бы, засуха кончилась до твоего отъезда.

— Да. — Он подхватил поводья ее коня и соскочил на землю возле храма.

Девушка вздохнула — пришлось ей все-таки покориться.

— Ну ладно уж, — сказала она строго, — раз мы пришли помолиться в пустом храме, войдем!

Они привязали лошадей и вошли в храм. Сердца их забились: здесь их отцы и матери на протяжении всей своей жизни возносили молитвы к небу. Теперь храм был пуст. На окнах и потолке птицы свили гнезда. В храме стоял удушливый запах гнилого дерева и мышиного помета.

— Вот на этой скамье слева сидел гавжи [63] Гавжи — ученая степень ламы, исповедника ламаизма. Соном, — нарушил молчание Цаганху. — Отец очень уважал его... Гавжи был знаменитым лекарем. Может, и ты его помнишь? Я в этом монастыре провел целую зиму. Мне тогда было семь лет. Здесь я научился грамоте. Хорошо помню этого лекаря. Хитрый был человек — принося богу жертвы, он и себя не забывал. Перед бурханом [64] Бурхан — медная статуэтка с изображением божества, Будды. ставил крошечную серебряную чашечку, а себе наливал огромную чашу. И лицо у него было всегда красное.

Внезапно юноша привлек к себе девушку и поцеловал ее.

— Пойдем отсюда скорее, — упавшим голосом сказала Цэрэндулам — куда только делась вся ее храбрость. — А то еще заметит кто-нибудь, что мы здесь одни, стыдно будет.

Они выбежали из храма, вскочили на коней и разъехались в разные стороны.

Вечером зажигали костры, и над аилом [65] Аил — небольшой кочевой поселок; двор, хозяйство. стояло густое облако дыма. Иначе невозможно было доить коров — не было от комаров спасенья.

Хозяйство у Юмжира было богатое — молоко рекой лилось. Из года в год приезжали из аймака мясники и торговцы молочными продуктами, покупали мясо, масло, заключали новые договоры.

...Цаганху был занят починкой сбруи, когда с улицы в дом ворвался разъяренный отец. Схватив с крючка ремень, он остановился перед сыном.

— А ну говори правду! Что ты делал с дочкой оборванки Пагмы в пустом храме? — заорал он.

— О чем вы, отец? — спросил Цаганху.

Своим вопросом он окончательно вывел Юмжира из себя. Удары ремня посыпались на голову и плечи парня.

— Скажешь теперь, собака?

— Нет! Не скажу!

От криков и ругательств Юмжира дрожали стены. Глаза у него налились кровью.

— Ну, щенок, натворил ты дел! Черт бы тебя побрал! Тебе в армию идти! Вот о чем думать надо, а не шашни с девками заводить. Я еще с той мерзавкой поговорю по-своему, не погляжу, что мать старуха, свяжу, да и...