М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Демократия бывает разная, говорили люди опытные. В России она - так себе, паршивенькая, а бывает - отменная. И верили в это положение, и повторяли значительно: дескать, ошибочную мы усвоили демократию, не из чистого (как сказал бы Петр Яковлевич Чаадаев) источника пьем. Чаадаев сказал так о русском христианстве: мол, надо было не из Византии религию брать - негодный товар завезли, лежалый. Так бывает с доверчивыми посетителями рынка - покупают, допустим, щеночка на рынке, а он от больных родителей и вшивый; хлопот с ним потом не оберешься. Но здесь-то, с демократией, вроде бы промашки не было - из хороших рук брали, от производителя, с отличной родословной. И щеночек вроде был хороший - ушки торчком, хвост пистолетом. Отчего же так вышло? Так ведь демократия, разъясняли люди дошлые, она в принципе везде разная: это же власть народа, а народ - он в каждой стране особенный. Поэтому, дескать, в Америке одна демократия, в Англии другая, а у нас, у дурачков, третья. И не спросил никто: разве так? А если не так? А вдруг демократия везде одинаковая? Что, если демократия - это просто способ управления, при котором группа коррумпированных мошенников создает видимость того, что действует в интересах населения? Что, если так - и никак иначе? И никакого отличия меж демократиями нет, как нет принципиального отличия меж монархиями, диктатурами, племенным строем. Так что же такого хорошего в демократии, чтобы к ней стремиться? Чем она мила? Уж не тем ли, что двадцатый век ввел эту систему управления, чтобы лучше и качественнее управляться с населением, чтобы сделать народ ответственным за собственное истребление, чтобы оградить власть от упреков? Чем демократия прельщает? Тем ли, что Сталин и Гитлер были демократы? Или манит интересная фигура российского президента: офицер органов безопасности, крепкий хозяйственник, муж совета - чем не образец демократии? Или иной какой социальный пример соблазнит? Великий муж Уинстон Черчилль сказал, что лучше демократии ничего не бывает. Но он же не Будда, не Саваоф - вдруг ошибся?

Борис Кузин, возбужденный беседой с Розой Кранц, потребовал от Владислава Тушинского прояснить ему этот вопрос. Не зашла ли демократия в тупик? И - не исключено, - что мы с вами сделали ставку вовсе не на тех богатеев. Не подвели бы нас эти ворюги. Ведь есть некоторые и попрогрессивнее. Помните задор Открытого общества? Что же, не хватит у нас с вами сил на новый рывок? И пока лучшие умы собирали силы для нового рывка к свободе, общество входило в привычный от века ритм жизни - либеральный капитализм сделался реальностью общественного сознания.

Те же самые люди, что сетовали некогда на тупость партийных чиновников, те самые люди, что нипочем бы не стали хвалиться дружбой с гэбэшником или партаппаратчиком, - теперь они же ловили взгляды банкирских жен и любовниц, живо интересовались настроением банкира, кичились дружбой с портфельным менеджером, за счастье почитали близость к владельцу ресторана. Еще бы! Прежде на верху общества были марионетки-чиновники, рабы идеологии, но сегодня нами правят личности! И засматривались на портреты личностей в журналах: ах, интересные какие личности, как ловко они поддевают вилкой устрицу, как лихо пьют шабли. Какие у них особняки, какие наряды - видно, что люди незаурядные. И художники тянулись к ним, как цветы, что тянут робкие стебельки свои к солнцу. И нес им произведения Пинкисевич, и Дутов нес им свои кляксы, и ждали мастера, томились: как, похвалит? Или покривится? Сказал что-нибудь хозяин? Или промолчал равнодушно?

То же самое происходило решительно во всем просвещенном мире - а Россия чем хуже?

Вот как освещал день рождения Беллы Левкоевой журнал «Штучки-дрючки». Статья называлась «В поисках большого стиля».

Совсем не просто, говорилось в статье, найти узнаваемый стиль, с которым время свяжет наши имена. Известно, замечал далее автор, что личности вроде Мэрилин Монро или Каролины Монакской оказали влияние на социум не меньшее, нежели Пикассо или Ворхол. Идти наперекор общепринятым вкусам, чтобы создать неповторимый стиль - вот задача современного человека. Последовательную работу в этом направлении ведет светская львица Белла Левкоева. Прошлый день рождения галеристки был нарочито буржуазным: дресс-код - золото, вычурные наряды, стразы и перья. В этом году именинница решила стряхнуть прах гламура и вернуться к корням. Борьба с ненавистным отныне пафосом началась с приглашений. Из оберточной бумаги гости извлекали кусок картона с корявой надписью: «Белла Левкоева против гламура. Дресс-код - будь проще». День рождения решено было отмечать в обыкновенной пивной у Белорусского вокзала. Алкоголиков и побирушек вышвырнули прочь, помещение помыли с хлоркой, обрызгали кельнской водой. Все получилось совершенно по-русски - в стиле богемы шестидесятых, которая и породила этот пленительный стиль. Пластмассовые столики, алюминиевые стулья, пейзажи родного края по стенам. При входе в пивную охрана останавливала не внявших хозяйской воле модников и вручала им тельняшки, телогрейки и ушанки. Модные художники в тельняшках (знаменитости из группы «синие носы») пели матерные куплеты и наливали гостям полные стаканы самогона. На упрямцев накидывали ватники насильно, сама именинница расхаживала в тельняшке, военных штанах с красными лампасами и в солдатских же ботинках.

Почин поддержали не все. Кое-кто не смог распроститься с украшениями даже на время. Образовалась оппозиция. Так, главный редактор журнала «Мир в кармане», знойная красотка Тахта Аминьхасанова в топике из золотых пайеток с массивными рубиновыми украшениями и лучшая подруга именинницы, очаровательная Лаванда Балабос в сексуальном платье с открытой спиной, украшенном стразами и бриллиантами, явно решили не сдавать гламурных позиций. Муж хозяйки вечера, знаменитый Тофик Мухаммедович Левкоев тоже выразил неудовольствие тенденциозным поведением супруги. Он выставил напоказ браслет с бриллиантами, заявив: раз она теперь такая негламурная, пусть от меня дорогих подарков не ждет. Фиг ей! - и демонстративно вручил браслет знаменитой московской красавице Алине Багратион.

Зато большинство выступило в поддержку Беллы. Размахивая банным веником, плясал облаченный в серый ватник банкир Щукин. Политики из администрации президента, наряженные в футболки с серпом и молотом на груди, отстаивали принципы общедоступности. Французский повар Мишель Фуагро приготовил неожиданное блюдо: отварную картошку с селедкой. Первым отважился попробовать Ефрем Балабос, бесстрашный банкир принял удар на себя - и выдержал! Под общий смех собрания г-н Балабос поливал блюдо обыкновенным подсолнечным маслом и нахваливал. Едва гости поняли, что блюдо съедобно (молодая картошка, доставленная спецрейсом из Аквитании, и норвежская сельдь в исполнении Фуагро были незабываемы), как столы опустели - столичные модники расхватали все.