М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

Собрались все те, о ком Дутов да Пинкисевич могли бы только с волнением говорить стылыми московскими вечерами - и без всякой надежды когда-нибудь увидеть живьем; а вот они, мировые корифеи, стоят рядом, и Гузкин стоит в их обществе - равный с равными. Разлили по высоким бокалам шампанское, обнесли малюсенькими бутербродиками, сигары предложили. И Гузкин был наравне с другими, нисколько не хуже прочих, ни на йоту никому не уступал - налили шампанского и ему, и бутербродик ему тоже предложили, огонька поднесли. Одно дело - быть членом группы московских художников: Дутов, Струев, Пинкисевич, Гузкин; этот перечень мастеров, конечно же, звучит недурно. На иного российского обывателя такой набор имен и произведет, пожалуй, сокрушительное впечатление, но вот как отреагирует житель Парижа или Лондона, да отреагирует ли вообще? А то просто плечами пожмет, да и спиной повернется: не слышал он таких имен, а раз не слышал - то их и нет вовсе. Имя художника - оно как имя компании. Будете вы покупать акции безвестной компании? А, то-то и оно, что не будете. А если компания называется «Дженерал Моторс»? И скажите, пожалуйста, имеет ли смысл быть членом московского кружка художников, акции которого и покупать- то никто не собирается? Совсем-совсем другое дело - стать равноправным членом международного круга мастеров. Скажем, такой вот список имен: Марина Абрамович, Джаспер Джонс, Ле Жикизду, Герард Рихтер, Гриша Гузкин - звучит, что там ни говори, не в пример солиднее. Любому просвещенному гражданину мира эти имена многое говорят. И сегодня сделалось понятно, что Гриша - один из демиургов. Вот как дело повернулось. Например, поинтересуются у тебя, в какую художественную группу ты входишь. Подойдут к тебе европейские дамочки и западные господа - и спросят, равнодушно так спросят, как обычно спрашивают на коктейлях, лишь бы беседу поддержать: а вы, мол, в какую художественную группу входите? Минималисты всякие, кубисты? Как там у вас теперь команда называется? Вы с кем, мастера культуры? А ты им - раз! И выпалишь наборчик имен! Списочек хотите послушать? Пожалуйста - всю обойму в упор! Герард Рихтер, каково имечко? Слыхали, поди? Джаспер Джонс, вы о ценах на его работы знаете? Ле Жикизду - вы как, в курсе? А Марину Абрамович, ту, что кровавые кости мыла на Венецианской биеннале, не забыли? А? Вот вам моя скромная компания. Если бы в ответ на вопрос о том, где работаешь, сказать, что держишь контрольный пакет акций «Дженерал Моторс», это звучало бы примерно так же. Так, мол, акционер одной компании. - А какой компании, если не секрет? - Отчего же. «Дженерал Моторс». Ответишь так, и смотришь - у собеседника уже и весь облик не тот: смотрит на тебя с почтением и глядит искательно. Еще бы: на такого человека и посмотреть любопытно. И сегодня Гриша стоял, отставив руку с тарталеткой, среди корифеев западного гуманизма и словно бы разглядывал себя со стороны. Вот стоит с тарталеткой и шампанским красивый, нестарый еще мужчина. Он уехал из России - не бежал позорно, но достойно уехал, поскольку интересы искусства заставили его: основные его клиенты живут на Западе, галереи и музеи, с которыми он сотрудничает, находятся в просвещенном мире. Да, ему пришлось оставить родину, чтобы войти в число избранных мастеров - в сущности, все мы, избранные мастера, до известной степени космополиты: Пикассо, например, или Гольбейн. Да, он стал гражданином мира, этот стройный, нестарый еще мужчина с бокалом шампанского. Он стал гражданином мира именно потому, что ему есть о чем рассказать этому миру. И мир с вниманием отнесется к его мессиджу. Мир (в лице гостей г-на и г-жи де Портебаль) действительно интересовался мессиджами художников. Гости подходили к Ле Жикизду и спрашивали, над чем господин Ле Жикизду сейчас работает. Спрашивали и у Марины Абрамович, над чем госпожа Абрамович работает; и у Гриши спрашивали тоже, над чем работает он, Гриша Гузкин. Значит, интересно им, графам и баронам, значит, небезразлично миру, чем он, Гузкин, занят.

- Над чем вы сейчас работаете?

- Развиваю прежние темы; довожу до конца начатое.

- О, Гриша, мы знаем ваши прежние работы, но интересуемся планами.

- Да вот, есть один замысел: хочу написать пионеров на линейке.

- Pardon?

- Линейка - это форма парада при Советской власти. Пионеры стоят в ряд, с галстуками на шее.

- Вы это изобразите? Сенсационно!

- Думаю, нужно рассказать правду о российской идеологии.

- Линейка - это символ.

- Именно как символ я и пишу этот паноптикум.

- Кажется, вы уже писали нечто подобное.

- Писал. И буду писать еще и еще - тема, в сущности, неисчерпаемая.

- А сколько стоят ваши картины?

- Неужели мы сегодня должны говорить о ценах.

- И все-таки. Я человек деловой, ха-ха.

- Я художник и не понимаю в деньгах. Для меня важно, чтобы картина попала в хорошие руки.

- Не беспокойтесь, она будет в прекрасных руках. Я и Луиза (или Виолетта, Сабина, Сюзанна) глаз с нее не сведем.

- Поймите, расстаться с картиной для меня непросто.

- Полагаю, они вам - как дети?

- Я отдаю их только друзьям.

- Мы надеемся попасть в их число. Приезжайте к нам в Сен-Тропез (Понт Авен, Дувиль, Биарриц), нам о многом надо поговорить.

- С удовольствием; правда, у меня очень плотный график выставок в этом году.

- Как, вы находите время посещать открытия?

- Иногда нужно показать уважение музейным работникам, вы знаете, как для них это важно.

- Я лично предпочитаю знакомиться с художником в гостиной - на вернисажах так много народу.

- Да, но у музейных работников, как вы понимаете, другого шанса встретить меня просто нет.

- Ах, эти милые, преданные искусству люди. Ужасно, что они получают гроши. Общество всерьез должно заняться этой проблемой.

- Вы не представляете, как плачевно обстоит дело в России.

- Ах, эта страна! И все-таки ваша цена, Гриша?

- Барону фон Майзелю я продаю по дружеской цене - пятьдесят тысяч.

- Как, всего пятьдесят тысяч? Неужели?

- Ну, может быть, шестьдесят. Или семьдесят. Если имеешь дело с другом, не думаешь о ценах.

- Разрешите считать вас своим другом, Гриша.

- Большая честь.

- Так я беру ваш холст по дружеской цене, d'accord?

И они салютовали друг другу шампанским и закушивали тарталеткой всплеск эмоций, возникших при зарождении новой дружбы. И передвигались по гостиной, меняя партнеров разговора, и беседа всякий раз повторялась, и Гриша видел, как другие мастера культуры, так же, как и он, салютуют шампанским и говорят с новыми друзьями о своих замыслах.

И Гриша тоже спрашивал мастеров культуры, над чем работают они, его коллеги по цеху.

- Есть у меня замысел, - сказал видный мастер инсталляций, - я думаю взять старинный клавесин и обмазать его навозом.