М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- Нет, - ответил Кротов серьезно, - не торгую. Но смотрю, чтобы те, кто это делает, делали это честно. Мы ведь не в лесу живем.

Оказалось, что у Кротова и Портебаля есть общее дело, о котором Гриша и подозревать не мог. Нефть, как выяснилось, была лишь побочным увлечением барона, его хобби, как выразился сам Алан. Основной же род занятий Алана де Портебаля был совсем иного рода: он возглавлял международные комиссии по санации правительств с переходным типом экономики - на предмет очищения рядов правящих классов от тех чиновников, что успели замарать себя взятками, связались в азарте перемен с криминальными структурами, объединились с мафиями и т.п. Экономика цивилизованной страны обязана быть прозрачной, так сказал Портебаль, и Дима Кротов кивнул значительно. - Для кого же прозрачной? - спросил Гриша. - Как для кого? - изумились его собеседники, для всех. - Все тайное становится явным, Гриша, - значительно сказал Портебаль, и снова Грише сделалось не по себе. Это он про что, подумал Гриша, но быстро успокоил себя: да нет, это они про коррупцию, и сказал вслух: - А как же. Несомненно, Алан! - Все, что происходит на правительственном уровне в отношении регуляции экономических процессов, как оказалось, должно быть абсолютно открыто мировому сообществу. Никаких секретов быть не может. - Неужели совсем никаких? Должны же быть промышленные тайны! - ахнул Гриша. - Вот есть же у меня как у художника свои секреты, - прибавил он, расхрабрившись, и даже в глаза барону посмотрел. - Для того чтобы экономический процесс действительно мог стать всеобщим, для того чтобы крупные инвесторы не предполагали подвоха, - пояснил Кротов, - мы обязаны сделать все крупные трансакции капитала прозрачными. Все правительственные решения по поводу рынка должны быть открыты специальной международной комиссии. Такого рода профилактические санации проводятся международными комиссиями постоянно и повсеместно: сейчас Портебаля зовут в Россию, до того он инспектировал Аргентину, а до Аргентины объектом его пристального внимания была Республика Чили. Именно правая демократическая фракция российского парламента, фракция, возглавляемая Дмитрием Кротовым, и обратилась к г-ну де Портебалю с просьбой провести инспекцию в России, подвергнуть страну очистительной и воспитательно-оздоровительной процедуре. Возможности такой работы и обсуждались у камина на рю де Греннель. Вот, скажем для примера, выдает Международный валютный фонд кредиты на стабилизацию развивающимся экономикам. Раньше такие деньги и пропасть в России могли - помните плачевную историю? Ах, не будем ворошить прошлое! Ну, зачем! Зато теперь все будет устроено чрезвычайно прозрачно - почти как в аквариуме. И какая радость, что господин барон, с его опытом, возглавит комиссию.

Гриша слушал и кивал. Правда, шевельнулась мысль о том, что не может же человек, который сам торгует нефтью, возглавлять комиссию, проверяющую методы этой торговли. Что-то тут не так. Однако Гриша не стал углубляться в эту мысль и позволил ей затеряться между прочих - так иной вуалехвост в прозрачном аквариуме вдруг затеряется в стае и уйдет на темное дно. Не хотелось догонять эту мысль. Напротив того, он стал думать в следующем направлении: не судите, да не судимы будете. Ну что, в конце концов, я знаю о нефти, чтобы так огульно высказывать мнение? Ничего не знаю. А то, что барон - человек деликатный, сразу видно. Другой на его месте такой бы крик поднял. Воспитание! Гришина неловкость прошла совершенно. Он с удовольствием послушал финансово-политический разговор, посетовал на то, что Россия медлит на своем пути в лоно развитых держав, выкурил сигару (Это Гавана, барон? - Нет, бразильский табак, впрочем, я сам давно не курю сигар, берегу, ха-ха, здоровье. Вот, не возьмете ли с собой всю коробку? - Отчего же, барон. С удовольствием избавлю вас от соблазна), выпил рюмку-другую кальвадоса и стал прощаться. Приятная усталость одолела Гришу Гузкина; ему хотелось домой и спать, лишь немного смущал предстоящий разговор с Барбарой. Впрочем, кое-какие аргументы для разговора Гриша уже отыскал. Ему есть что сказать Барбаре.

На прощание барон продемонстрировал Грише свое последнее приобретение - картину первого русского авангарда: полоски и кружочки. Гузкин посмотрел на полоски благосклонно, но вместе с тем и придирчиво-строго - так именно и должен смотреть профессионал.

- Что ж, - сказал Гузкин, - это шедевр.

- Думаете, подлинник?

- Здесь и здесь, - Гриша тронул пальцем края одной полоски, которая ничем не отличалась от других, точно таких же полосок, - могут возникнуть вопросы. Но в целом - вещь несомненная.

- А эти места? - и барон повторил жест Гриши и потрогал края злополучной полоски.

- Возможно, неудачная реставрация.

- Что вы посоветуете делать с этими местами? - спросил барон озабоченно.

- Я думаю, надо оставить, как есть: вещь должна иметь свою историю.

- Вы полагаете?

- Думаю, да.

- Гриша, - сказал барон, - я хотел бы, чтобы вы сформировали мою коллекцию. Задачу определю так: история двадцатого века - от авангарда до Гузкина.

- Барон, - сказал Гузкин, вспомнив уроки Ефима Шухмана, - у меня крайне мало свободного времени.

- Я понимаю цену вашего времени, Гриша.

- Надо, надо покупать авангард, - сказал Кротов, - рекомендую обратиться к Розе Кранц, она представляет уникальное собрание.

- Хорошее состояние картин? - уточнил Гриша. Он уже чувствовал себя ответственным за коллекцию барона. В конце концов, он чем-то обязан этому милому человеку.

- Исключительное; словно вчера нарисованы.

- Разумеется, в любой серьезной коллекции надо вести отсчет от Малевича, - сказал Гриша, подумав.

- Это не требует доказательств, - сказал барон, - кстати, вас Клавдия пригласила на завтрашний обед? Приходите с Барбарой к восьми.

Барбару, однако, Гриша с собой на прием не взял. А как было ее взять? Совершенно невозможно. Отговорившись тем, что идет с Эженом Махно в русскую компанию, Гриша оставил Барбару дома одну, предупредил Эжена о возможной проверке и бросился через мост - в квартал Сен-Жермен. Ситуация складывалась двусмысленная: Портебали были общими друзьями, однако затруднительно будет брать Барбару к ним теперь в гости. Гриша вошел в мировой перечень художников - следует считаться с этой ролью и выполнять присущие ей обязанности. У графини собираются знаменитости: культуролог Умберто Эко, знаменитый жонглер цирка Амар, который кидает одновременно аж шесть колец, музыкант Ростропович и, конечно же, цвет художественной культуры мира. Гриша должен там быть - это не обсуждается. Но уместно ли присутствие Барбары? Надо отметить - если уж ставить точки над i, - что пребывание Гриши в этом кругу во многом обусловлено его личными отношениями с Клавдией. Так не является ли простой формой ответной любезности по отношению к графине не делать того, что ей будет неприятно? - Сомневаюсь, сказал Гузкин Шухману, - что Клавдия мечтает видеть Барбару рядом со мной. - Ее можно понять, подтвердил Шухман, - даже оставив в стороне ваши амурные истории, не стоит забывать, что Барбара - немка. Не всякий француз простил в сердце своем бошей. - Ah, so? - сказал Гриша Гузкин, и ему стало легче на душе. Вот оно как, оказывается. А он-то, бесчувственный человек, все придумывал причины, по которым не следует брать Барбару в гости, и в расчет не брал национальную галльскую гордость и честь. А как все просто оказалось. Чувство чести, подумал Гриша, часто недооценивают, а напрасно: весьма часто именно честь и может пригодиться.