Маша Царева - Женщины Никто

— Не знаю, — пожала плечами неприлично счастливая Анюта. — Он говорит, что всю жизнь искал такую женщину, как я.

— Ну конечно, — фыркнула Полина. — Такую женщину, которая будет стирать его носки, лепить ему пельмени и драить его квартиру, пока он будет спокойно шляться по барам и зарабатывать цирроз печени.

— Поля! — укоризненно воскликнула Анюта. — Не надо так.

— Ну ладно, ладно. Но все равно я не понимаю, почему нельзя немного подождать, привыкнуть друг к другу, присмотреться.

Анюта ничего не ответила. Немного помолчали. А потом Поля с улыбкой сказала:

— Слушай, а ведь у нас все получилось. Кто бы мог вообразить.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну как же. Помнишь, как мы с тобой вот также пили у меня на кухне? Помнишь твою теорию про точки и запятые? Ну, что я поставила точку вместо запятой, а ты — наоборот? Так вот, сейчас я могу признаться, что не верила в это ни на грош.

— Да ну? — прищурилась Нюта. — Зачем же тогда согласилась?

— Просто надо было что‑то делать, — вздохнула Полина. — Мы с тобой познакомились в такой период. Я выяснила, что жизнь, к которой я стремилась, на самом деле ничего не значит, а я сама — никто. Полный ноль. Эта непрекращающаяся депрессия, и работу потеряла, и опухоль. Я просто не могла с этим справиться, надо было что‑то сделать, что‑то решительное. А ты молодец все‑таки, — помолчав, добавила она.

— Выпьем за это? — улыбнулась Анюта.

У Полины зазвонил мобильный телефон. Высветился незнакомый номер.

— П‑полина Переведенцева? — Тихий женский голос. Как ей показалось, заплаканный.

— Да. Кто это?

— Это сестра Юлии Самойловой.

— Какой еще Юлии Самойловой? — нахмурилась Поля. — Боюсь, вы ошиблись.

— Ну, не знаю… — смутились на том конце трубки. — Ваш номер был у нее в мобильном. Юля позавчера умерла, завтра похороны.

И тут ее словно кипятком ожгло. Юля. Несчастная женщина из онкологического диспансера.

— Я… А как же… Это все как‑то…

— Так вы придете?

— Ну да, — выдохнула Поля. — Конечно.

— Тогда записывайте адрес. Кладбище далеко, почти сто километров от Москвы. Так что лучше воспользуйтесь нашим автобусом.

Юлю хоронили на небольшом живописном кладбище в ста километрах от Москвы. Стоял один из тех дней ранней весны, когда хочется отстукивать каблуками ча‑ча‑ча по проталинам на асфальте, а не смотреть, как в талую землю медленно опускают дешевый дощатый гроб. Случайный свидетель Юлиного заката, торопливо прошедшей по самой обочине ее жизни и ничего о ней не знающий, Поля стояла поодаль. Народу собралось много — Юлины родители, которые казались совсем молодыми, даже несмотря на впопыхах сшитый траурный платок матери, даже несмотря на потемневшее от горя лицо отца; ее притихшие подружки, коллеги. Оказывается, до болезни Юля работала в рекламном агентстве и была миловидной круглолицей брюнеткой с ямочками на щеках, точь‑в‑точь Мэрилин Монро в юности, до пластических операций. С фотографии на добротном гранитном памятнике она посмеивалась в лицо тем, кто сдержанно плакал, ее провожая.

В Полином кармане завибрировал мобильный. Провожаемая неодобрительными взглядами кладбищенских кумушек, она отошла в сторонку и присела на деревянную лавочку у чьей‑то могилы.

— Да?

— Полечка?

Этот знакомый голос с мягким акцентом, он произносил ее имя как «Польечька». Даже на территории скорбного покоя ей от него покоя нет.

— Слушаю, Роберт, — сухо поприветствовала она.

— Мы можем встретиться? Прямо сейчас?

— А что случилось? Что‑то не так с премьерой? Не волнуйся, я все проконтролировала, накладок быть не должно.

— Нет, там все нормально. Зал уже украшают, ребята из пиар‑агентства просто молодцы, будет триста журналистов. Ты хорошо поработала. Но у меня к тебе другое дело.

— Я сейчас занята, Роберт. Я на похоронах.

— Что? — растерялся он. — Я могу чем‑то помочь?

— Нет, говори быстрее. Мне надо идти.

— А где ты конкретно? Я могу за тобой заехать? Мне надо кое‑что тебе сказать.

Были времена, и за эти неопределенные «кое‑что» Поля рванула бы на край света. Но сейчас ей почему‑то было все равно. Она даже чувствовала некоторую досаду. Не представилась Юлиным родителям. Ничего не сказала у гроба, просто молча приняла из рук какого‑то ее родственника пластиковый стаканчик с тепловатой водкой, молча выпила и ничего, даже жжения в горле, не почувствовала.

— А до премьеры это не может потерпеть?

— Не может. Поля, это очень важно. Так куда мне приехать?

Вздохнув, она продиктовала адрес. Бред. Готический гламур — встреча с бывшим любимым на сумеречном кладбище, на лавочке у могилы той, которую она искренне оплакивала, но почти совсем не знала. Краем глаза Поля заметила, как толпа Юлиных родственников потянулась к автобусу. На нее оборачивались, но присоединиться не приглашали.

Роберт приехал на удивление быстро. Его вишневый «Лексус» взвизгнул тормозами возле чугунных кладбищенских ворот, и вот он появился на аллее — запыхавшийся, взволнованный, в распахнутом кашемировом пальто.

— Вот ты где прячешься! — Он подал ей руку, и Полина поднялась со скамейки. — Кто у тебя умер, родственник?

— Подруга.

— Молодая совсем, — Роберт посмотрел на памятник. — И красивая. А что случилось, передоз?

— Я никогда не дружила с теми, кто может умереть от передоза, — усмехнулась Поля. — Это больше по твоей части. Рак.

— Вот оно как, — у него вытянулось лицо. — М‑да… Ты ее давно знала?

— Почти не знала. Познакомилась в онкологическом центре. У меня тоже рак подозревали.

— Да что ты говоришь? — Он остановился и посмотрел на Полю как на привидение. — Когда же это было?

— Несколько месяцев назад. Сразу перед тем, как я устроилась к тебе.

— Ну и дела. Поля, ты не против где‑нибудь перекусить? А то я даже пообедать не успел.

— К чему же было так спешить? Что у тебя ко мне за дело, настолько срочное, что ты приперся в такую даль?

— Вот за обедом и поговорим. Я заметил тут недалеко ресторанчик, в русском стиле. В придорожных ресторанчиках обычно так вкусно.

— У меня нет аппетита. Но как скажешь, не зря же ты, в самом деле, ехал.

И они отправились в придорожный ресторан.

Роберт заказал блины с семгой, Полина — крепкий кофе. Он заметно нервничал и пытался говорить о ничего не значащих мелочах: о том, какая ранняя в этом году весна и как бы хотелось бросить все и рвануть на остров Тенерифе, и жаль, что в моду снова вошли брюки с высокой талией, и теперь красивые девушки спрячут свои животы, и какой странный новый роман Бегбедера, и — fuck! — дорожная соль снова разъела его ботинки, и — посмотри! Ты только на это посмотри! — какие патологические короткие ноги у нашей официантки. Полина послушно отвечала, что она и правда уже сдала все шубы в меховой холодильник, и она так давно не ездила отдыхать, а нового Бегбедера не читала и не собирается, потому что считает его дешевым понтярщиком, и сто тысяч ее туфель были сожраны чертовой солью, а нашей официантке и правда лучше всегда носить каблуки.