Джоанн Харрис - Остров на краю света

— Мимоза, — сказала она, уловив мой взгляд. — Оливье эти цветочки больше всего любил. Мы всегда их ставили на его день рождения — такие веселые цветочки и пахнут так хорошо.

Она неловко улыбнулась.

— Аристид говорит, это все чепуха, конечно, и они такие дорогие, когда не сезон. Но я подумала…

— Вы идете на Ла Буш.

Дезире кивнула.

— Ему было бы пятьдесят шесть.

Пятьдесят шесть лет; может, и внуками обзавелся бы. Я видела у нее в глазах что-то яркое и невыразимо печальное: образ внуков, которые у нее могли быть.

— Я собираюсь купить мемориальную дощечку, — продолжала она. — Для церкви в Ла Уссиньере. «Любимый сын; погиб в море». Отец Альбан говорит, я смогу класть к ней цветы, когда перееду в «Иммортели».

В ее улыбке были доброта и боль.

— Мадо, твой отец — счастливчик, что бы там ни говорил Аристид, — сказала она. — Ему повезло, что ты вернулась домой.

Это была самая длинная речь, какую я когда-либо слышала от Дезире Бастонне. Меня это так поразило, что я не могла выговорить ни слова, а к тому времени, когда я нашлась, что ответить, она уже прошла мимо, все так же держа свой букетик мимозы.

Я нашла Ксавье возле ètier — он промывал из шланга пустые садки для омаров. Он был даже бледнее обычного, а очки делали его похожим на заблудившегося профессора.

— Твоя бабушка что-то плохо выглядит, — сказала я ему. — Скажи ей, в следующий раз, как ей понадобится в Ла Уссиньер, пусть скажет мне, я ее на тягаче отвезу. Ей нельзя ходить туда пешком, в ее-то возрасте.

Ксавье явно было не по себе.

— Она простыла, вот и все, — сказал он. — Она столько времени торчит на Ла Буш. Она думает, если достаточно долго молиться, можно выпросить чудо.

Он пожал плечами.

— Я думаю, если б святая могла дать нам чудо, она б это уже давно сделала.

Я видела на том берегу ручейка, у останков «Элеоноры», Гилена с братом. Разумеется, и Мерседес была неподалеку, полировала ногти, одетая в ярко-розовую футболку с надписью «ДАВАЙ СЮДА». Все время, пока мы говорили, Ксавье не сводил с нее глаз.

— Мне предложили работу в Ла Уссиньере, — сказал он. — На фасовке рыбы. Платят хорошо.

— Да?

Он кивнул.

— Не могу же я здесь оставаться, — сказал он. — Надо перебираться туда, где деньги. Все знают, что Ле Салану конец. Так лучше брать что дают, пока кто-нибудь не перебил.

Гилен на том берегу засмеялся, чуть-чуть слишком громко, над какими-то словами Дамьена. Большой кукан кефали небрежно висел на носу лодки.

— Он покупает эту рыбу у Жожо Чайки, — тихо сказал Ксавье. — И делает вид, что поймал ее на Ла Гулю. Можно подумать, ей не наплевать, сколько он рыбы наловил.

Мерседес, словно поняв, что мы говорим о ней, вынула зеркальце и подновила помаду на губах.

— Если бы только удалось убедить дедушку, — продолжал Ксавье. — За дом еще можно что-то выручить. И за лодку. Если бы только он не был так намертво против того, чтобы продавать уссин…

Он неловко осекся, словно поняв, что выдал себя.

— Он старый человек, — сказала я. — Он не любит перемен.

Ксавье покачал головой.

— Он пытается осушить Ла Буш, — сказал он, чуть понизив голос. — Он думает, что про это никто не знает.

Оттого он и заболел, сказал Ксавье: простудился, копая канавы вокруг могилы сына. Судя по всему, старик в одиночку прокопал десять метров канавы, вдоль всей кладбищенской дорожки, пока не свалился. Его нашел Жан Большой и привел к нему Ксавье.

— Старый дурак, — сказал Ксавье, но в голосе его слышалась любовь. — Он и правда думает, что можно что-то изменить.

Я, должно быть, заметно удивилась, потому что Ксавье засмеялся.

— Он не такой жесткий, как прикидывается, — сказал он. — И он знает, как Дезире переживает из-за Ла Буша.

Это меня удивило. Я всегда считала Аристида патриархом, равнодушным к чьим бы то ни было чувствам. Ксавье продолжал:

— Будь он один, он бы уже давно ушел в «Иммортели», когда мог получить хорошую цену за дом. Но он не мог так поступить из-за бабушки. Он ведь и за нее отвечает.

Я думала об этом по дороге домой. Аристид — заботливый муж? Аристид — сентиментален? Интересно, нет ли и у моего отца этой черточки, не пылал ли когда-то огонь под его внешним бесстрастием?

В последние несколько дней Флинн стал более доступным, ближе к тому, каким он был во время нашей первой встречи в Ла Уссиньере в обществе двух сестер. Может, из-за Жана Большого; с тех пор как я отвергла предложение Бримана — поселить отца в «Иммортели», — враждебность деревенских по отношению ко мне начала понемногу спадать, несмотря на злобные насмешки Аристида. Я поняла, что Флинн по-настоящему привязан к моему отцу, и мне было немного стыдно, что я так ошибочно судила о нем. Он проделал огромную работу, чтобы расплатиться за свое пользование блокгаузом: даже сейчас он заходил каждые несколько дней с рыбой, которую поймал (а может, спер из чужого улова), с пучком овощей или сделать какую-нибудь работу, которую обещал Жану Большому. Я начала задумываться, как же мой отец вообще справлялся до появления Флинна.

— О, да он бы справился молодцом, — сказал Флинн. — Он крепче, чем вы думаете.

В этот вечер я нашла Флинна в его блокгаузе, за постройкой водопровода.

— Под скалой — песок, он фильтрует воду, — объяснил Флинн. — Мне только и остается, что накачать ее насосом в дом.

Это была типичная для него хитроумная идея. Я видела следы его работы по всей деревне: старый ветряк, отстроенный, чтобы качать воду, осушая поля; генератор в сарае у Жана Большого; дюжина сломанных вещей, которые теперь починены, отполированы, смазаны, прилажены, восстановлены и введены в строй при участии лишь умелых рук и нескольких запчастей.

Я рассказала ему про свою беседу с Ксавье и спросила, нельзя ли построить что-то подобное для осушения Ла Буша.

— Может, его и удастся осушить, — сказал Флинн, поразмыслив, — но вряд ли получится сохранить от затопления. Его заливает каждый раз при высокой воде.

Я подумала об этом. Он был прав: Ла Буш мало просто осушить. Нужно нечто вроде волнолома, как в Ла Уссиньере, — сплошной каменный барьер, чтобы защитить устье Ла Гулю и сдержать атаки приливов на ручеек. Это я и сказала Флинну.

— Если уссинцы смогли построить плотину, — сказала я, — то и мы можем. Камень возьмем с Ла Гулю. И снова заживем в безопасности.

Флинн пожал плечами.

— Возможно. Если вы как-то сумеете собрать деньги. И убедить достаточно народу вам помочь. И в точности вычислить, где надо построить плотину. Пара метров в ту или другую сторону — и, считай, работа пропала даром. Нельзя просто свалить сотню тонн камня у оконечности мыса и считать, что дело сделано. Вам понадобится инженер.

Меня это не обескуражило.

— Но это можно сделать? — не отставала я.