Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

– Мне сейчас не нужно, – бормотнула она, проговариваясь, и была совершенно права, но я-то ведь и так знал, что это – так . Я подозрителен и поэтому всем верю. Кто мне может чего так сказать, то я этому так и верю. Как есть, так и есть. Я отнюдь не отрицательно воспринимаю. О, это так! И зачем же... Но я был отрицательно воспринимающий. Я отрицательно воспринял, что ей сейчас не нужно. Никому сейчас не нужно, в том числе и мне. Реализм господствует. Всем нужно потом...

Ночь. Вот, значит, и выпало это счастье, господа, – жить, дышать, ходить, а ведь могло быть не . О, какая мелочь по сравнению с этим счастьем всякие там «тоталитарный режим» или «хуман райтс». Давайте смотреть честно и давайте смотреть в невидимый корень: Бог даровал жизнь, Бог позволил быть здесь, быть его представителем, представителем его социума, ауры. Спасибо тебе, Господи, постараемся оправдать Твое доверие, на Твое доверие ответим единодушным взрывом оптимизма и ударной жизнью в отпущенном нам пространстве и времени.

– В моей нынешней позиции есть, конечно же, сильная доля лукавства. Да, я действительно хочу выжить. Нет, не плотью. Я духом хочу выжить, но я действительно хочу счастья родимой сторонке и молю Бога: пускай она хотя бы в этом своем убожестве (неточное слово) закрепится, а не пойдет окончательно в распыл и разнос. Я – отрицатель активности. Нетерпеливые, энергичные гады хотят довести мир до ручки. Мне не наплевать на мир, я хочу покоя и себе, и миру. Я верю, я хочу верить в золотой век, я верю, что смертию смерть поправ... О, энергичные эти люди с идеями – прочь от вас! В уединении, в России, а не вне, дайте мне допеть свою песню, а также дайте мне покушать, попить и погулять. Дайте почитать, пошататься, посмотреть, дайте пожить в Божьем мире. Я не посягаю на власти, я знаю, что везде есть механизм, и мы, обыватели, чуждаемся воняющих машинным маслом шестеренок. Но поймите, мы – мицелий, и вы существуете лишь потому, что мы есть, мы – то пространство, в котором крутятся шестерни. Бойтесь остаться одни, бойтесь – ибо мы есть среда обитания и смазка. Я верю, что вы добры и глупы, я верю, что вас воспитала мать, а не скрежещущий механизм. А обличители веруют в миф. Отрицая один, созидают другой. Мы – нация. Нас – много. Мы – выживем.

Поймите, даже если вы – мужское начало, то ведь надо же вам куда-то... Вам подчинятся, но и вы будьте полюбезнее, мужики! Вы возьмете себе жен, и если они не зарежут вас, то полюбят – ведь у вас достаточно силы и зоркости, чтобы понять: нож дрожит в руке. О нет, кто-то другой, не я, я никогда не обагрю своих рук. Я люблю свою страну, и мне не стыдно этого...

– Да ты, подлец, мертвецки пьян! – вовремя сообразил догадливый собеседник.

Увы, он, конечно же, был прав, но это не отменяет важности сделанных моим персонажем признаний. И какие все милые, и мой персонаж, и его собеседник, и старики, и старухи, и молодежь, и диктор Торсуков! Благодать, осени́ нас всех!..

Уважаемый друг!

Я решился написать Вам письмо не потому, что выпил немного водки, а потому, что сегодня имел счастье прочитать Вашу новую книгу.

Глупо скрывать от Вас, что я взялся читать эту книгу с некоторым предубеждением да еще и с похмелья.

Перед этим я пытался читать английскую книгу про мотогонщиков и прочитал ее всю. Все говорят, что эта книга дерьмо, но мне было интересно, и я прервал чтение лишь для того, чтоб еще немного выпить. Я возвратился в книгу и с напряжением наблюдал, как под финал физданулся с мотоцикла англичанин. Я знал, что так и будет, знал, что нервная западная литература не упустит момента, чтоб кого-нибудь не ухлопать в финале, чтоб и мы, читатели, нервничали, не бросали книжку до конца. Вот я после конца и бросил, взял Вашу. Ну, думаю, и этого удака заодно почитаю. Оговорюсь: я поклонник, но весьма слабый и Вашего «Механического мужичка», и «Объемного треугольника», и «Девушки-джигита». «Семь пятниц» просто не люблю, скучно и претенциозно, раздражает. Таким образом, скосив рыло и присматриваясь, я с трудом прочитал первую из страниц, написанных Вами, но через некоторое время стал очарован Вашим творчеством, а когда со стр. 125 взлетел наш советский боинг, чуть-чуть всплакнул неизвестно отчего, но только не от водки.

Имея некоторый опыт общения с Нашим Отцом, поскольку был исключен со службы с лишением привилегий и выходного пособия, довожу до Вашего сведения, как до сведения Сына, что Наш Отец – честный, но слегка античный человек. Он служит неведомому Кесарю, но льет на губку не уксус, а настоящее вино! Когда меня исключали со службы, то единственным отрадным зрелищем был Наш Отец, председательствовавший на собрании по исключению меня со службы. Я плохо могу что сказать о Вашей книге, но я скажу основное: Вы мгновенно добились успеха в моем сердце волшебной силой Вашего анализирующего таланта. Вы сумели организовать простых советских персонажей для замечательного действия в Вашей русской мистерии. Вы сумели, написав замечательную книгу, напечатать ее на Родине. Я от души поздравляю Вас. Дай Вам Бог счастья и здоровья продолжать Ваши труды на благо Державы. С уважением к Вам

Персонаж Телелясов

P.S. А Наш Отец, между нами говоря, все-таки изрядная скотина. Мог бы не исключать меня со службы, и тогда я бы тоже трудился на благо Державы, а сейчас занимаюсь неизвестно чем.

– Какие таинственные изменения происходят в организме под влиянием похмелья, – морщился Телелясов, пришедший в уныние.

«Подскажу вам хороший способ, как увидеть, что есть за границей. Нужно вознестись духом на небывалую высоту, и тогда расступятся горизонты, и ты увидишь и поймешь все. Пораженный своим знанием, ты на миг потеряешь способности и со страшной силой физданешься на родную землю, где тебя похоронят с почестями, как гуру».

Телелясов

Сон. Полет в лифте над провинциальным городом К., куда прибыли двое договорщиков заключать договорА на неведомые строительно-художественные работы. Они будут заключать договорА с местными начальниками. А – лето. Начальники живут в новом 10-этажном доме. Этот дом – гордость города, и там получила квартиры вся местная элита. Руководители, офицеры, передовые рабочие, члены Союза писателей, художники, спортсмены – победители на международных состязаниях. Все они, включая договорщиков, садятся в лифт, и главный начальник в пальто цвета беж, вальяжный такой, толкует-токует, чтоб «все было сделано хорошо, на уровне столичных стандартов», в частности, чтобы его личный кабинет был разделен «на восемь отсеков, каждый из которых нужно сделать хорошо, очень хорошо!»