Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

А история с ним приключилась следующая. В конце сплошной коллективизации деда Саша был ударником труда и висел на «красной доске» строительства Лесотехнического института. Однако когда ему понадобилась мелкая справка с Родины и он отправился за 25 верст в Амельяново, то выяснилось, что в родном селе он числится как брат деды Паши, загубившего коней, беглым кулаком, и это грозило бы ему нешуточными последствиями, кабы не доброта односельчан, граничащая с безответственностью и потерей бдительности. Повезло, а то не сносить бы молодцу головы, несмотря на его высокое общественное положение стахановца, вышедшего из беднейших слоев революционного сибирского крестьянства. Повезло... Он умер в 1940 году естественной смертью в уюте и покое собственной половины дома, окруженный чадами и домочадцами... Эх, деда Саша, деда Саша!.. Как жалко, что я видел его лишь на фотографии! Он обучил бы меня плотницкому ремеслу, и я тоже стал бы уважаемым членом общества. Так нет же – умер плотник за шесть лет до моего рождения. Ему повезло, мне – нет. Согласись, Ферфичкин!..

Сегодня вспомнил, как мы рассуждали с тобой, что просто у них хорошая компания была, у этих, в XIX веке. Достоевский, Лесков, Толстой, Мусоргский. Молодая поросль – Чехов, Горький, Куприн, Бунин, Мережковский. Славно жили. Хорошо кушали. Писали произведения. В крахмальных манишках... Сюртуки... Бородами трясут, жаждут реформ, гневно протестуют против... О милая страна!..

Сегодняшний день, Ферфичкин, является днем накопления. Сегодня я ничего не пишу, а только гляжу по сторонам, кушаю, как в XIX веке, и выпиваю. Сегодня я был в гостях у художника М. и его жены А., великого поэта современности (женского пола).

– Парфенон, храм Афины Парфенос на Акрополе в Афинах – мраморный дорический периптер с ионическим скульптурным фризом, архитекторы Иктин и Калликрат, V век до нашей эры; рельефы метоп и фриза приписываются Фидию, Фидию, храм частично разрушен в XVII веке, потом частично восстановлен, восстановлен!.. – говорил художник М., щедрой рукой наливая. – К чему привык, от того не отказывайся, даже среди случайной роскоши не вороти нос от обыденного, Бог накажет, потеряешь и то, и это...– говорил художник М., закусывая килькой в томатном соусе.

Как громом пораженный, вглядывался я в его одухотворенное лицо, лицо триумфатора и короля богемы, гордо и точно проживающего свою жизнь. Ты просишь, Ферфичкин, еще что-нибудь рассказать об этих знаменитых московских людях, дружбу с которыми мне подарила судьба, но я боюсь, что по неуклюжести вторгнусь в какую-либо деликатную сферу человеческой натуры и все испорчу. К тому же я так не привык. Пойми это, друг, и не сердись на меня. Сердиться на меня совершенно не за что. Мы ели пельмени, пили водку, вспоминали друзей и тебя в том числе, всякие истории, связанные с тобой. Если мы когда-нибудь увидимся, то я непременно перескажу их тебе, и ты немало повеселишься, потому что ни одна из них не соответствует реальности.

Я кладу на стол две старые фотографии, чтобы с их помощью попытаться понять, что же все-таки представлял собой мой

ДЕДУШКА ЕВГЕНИЙ

Фото№ 1. На обороте надпись выцветшими фиолетовыми чернилами:

Ваши племянники:

Анатолiй 5 лħт

Всеволодъ 8 м-цевъ

Конкордiя 3 лħт

и ихъ няня.

Почерк приятен. Размер фото 9 × 4 см, фотобумага бром-портрет либо унибром тонированный (коричневатый оттенок изображения). Качество печати высокое, но, по-видимому, для фототехники тех лет ординарное. Просматриваются мельчайшие детали изображения: шнурочек на ботинке девочки Конкордии, волосики на лбу младенца Всеволода, пускающего пузыри, железное колесо и витая ручка детского трехколесного велосипеда, на котором с сердитым выражением лица сидит мой будущий папаша Анатолий, обутый в мягкие русские сапожки. «Ихъ няня» стоит за спиной младенца Всеволода и с достоинством глядит в объектив. Одежда няни: черная юбка, белая блузка с кружевной наколкой. Конкордия сидит на венском стуле, растопырив пальцы. Съемка производилась летом, на открытом воздухе, около белой стенки, фундаментом которой являются два венца бревен, но не исключено, что и весь дом был деревянный, а для съемок повесили простыню, создавшую иллюзию оштукатуренного пространства. На земле лежит окурок.

Фото№ 2. Р-р фото 5,5 × 8,7 см, фото наклеено на картонное паспарту размером 6,5 × 0,7 см. Внизу, на правой стороне паспарту, вертикальная надпись тисненым золотом «И. УПАТКИНЪ» и виньетка в стиле «модерн», заключающая внутри себя название города «КРАСНОЯРСКЪ». На фотографии изображены стоящие рядом мужчина и женщина, ему около 25, ей – лет 20. Не без основания предполагаю, что это мои бабушка и дедушка по отцовской линии, то есть Марина Степановна, будущая попадья и ярая антисталинистка, и будущий священник о. Евгений. Поскольку мне известно, что он умер при невыясненных обстоятельствах в 1918 году примерно 50 лет от роду, дату съемки господином И.Упаткиным юной четы следует отнести приблизительно к 1893 году, чему, кстати, соответствуют костюмы и прически персонажей: у бабушки платье с крыльями и блузка с высоким глухим кружевным воротом, похожая на «водолазку», а как зачесаны ее волосы, я объяснить не умею, для этого нужны специальные знания и терминология; у дедушки белая строченая косоворотка с двумя пуговицами и однобортный пиджак-тужурка, дедушка имеет пучок усов над верхней губой и прическу а-ля будущий «битл» того периода, когда «Комсомольская правда» называла этих английских музыкантов «жуками-ударниками» (приблизительно 1962 год). Дедушка и бабушка оба симпатичные, смотреть на них очень приятно.

Хочу добавить к описанию фото № 1 (дети с нянькой), что относится оно к 1915 году, ибо мой отец Анатолий родился в 1910 году, а на обороте фотографии написано, что ему 5 лет, Всеволода и Конкордию я никогда не видел, про Всеволода и не слышал никогда, а про Конкордию вроде бы кто-то говорил, мама или бабушка... Говорили, произнося словосочетание «тетя Конда». Следовательно, на этой фотографии сняты в юном возрасте папаша, дядя Всеволод-неизвестный и тетя Конда, канувшая незнамо куда, и если ты морщишься, Ферфичкин, то я тебя читать не заставляю, и читателя мне такого совершенно не нужно, который таинственно морщится, потому что – что хочу, то и пишу, как хочу, как умею, потому что. Не нравятся мои послания, скучно тебе, так ступай купи себе чего-нибудь интересненького на книжном толчке у первопечатника Ивана Федорова, что грустит в самом центре столицы, глядя металлическими глазами. Вот так-то!..

Теперь, когда я с грехом пополам описал эти две фотографии и пристыдил тебя, зарвавшийся Ферфичкин, нам с тобой необходимо решить ряд вопросов.