Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

Книжек у Робски оказалось две: ^asua^ и «День счастья – завтра». Перед ее приходом к нам я еще перечел немало ее интервью (все, что можно найти в Интернете) и статьи о ней и ее книгах.

Все мнения делятся на две части.

Первое – это оценка литературных способностей автора. Здесь мнения также разделились. Одна половина считает стиль легким, а значит – хорошим. Другая половина именно эту простоватость заносит в недостатки и считает автора бездарем.

Если взять, допустим, меня, то я скорее согласен с первой точкой зрения, поскольку считаю, что аскетичный стиль есть достоинство, к которому нужно стремиться. Редким писателям удается писать коротко и емко. Так писали Хемингуэй и Довлатов. Поэтому короткие предложения вряд ли можно отнести к слабостям автора.

А вот моей жене книжки показались скучными именно в силу «бледности» авторского инструментария. Поэтому она едва добралась до середины первой книжки и на этом закончила «издевательство над собственным вкусом». Хотя она книгочей еще побольше меня.

Второе – это оценка того, что, собственно, в книжках описано. Здесь мнения всех критиков едины – полная достоверность, глубокое знание предмета. Описана жизнь так называемых рублевских жен. Такие вот они и есть, бесящиеся с жиру, эгоистичные, подонковатые, смазливые дуры. Несомненная авторская удача.

Вот с этим я не согласен. Наша журналистика и литературная критика обладают массой «достоинств». Одним из таких «достоинств» является полная убежденность в том, что они (то есть журналисты и критики) все обо всем знают. Иногда мне кажется, что даже попадись им под руку книга о жизни марсиан, то и тогда бы они взяли на себя смелость судить о мере достоверности описаний марсианского быта.

Хочется спросить – ну откуда вы знаете, правильно или неправильно Робски описала обитателей Рублевки? Вы что, «рублевская жена»? Или, может быть, «рублевский муж»? Ах, вам так кажется! Это вам одна подружка рассказывала! Ах, по-вашему, иначе и быть не может! И вот тут вспоминается чеховский сапожник. Достоверным творение Робски они сочли лишь потому, что это их представление о счастье. Так бы они себя вели, будь они богатыми людьми. А раз так, то, значит, это правда. Ведь если бы я (рассуждает журналист или литературный критик), являясь нравственным совершенством, так бы себя вел на их месте, то что уж говорить о «рублевских женах», которые в духовном плане, несомненно, находятся гораздо ниже меня.

Мне не хочется здесь разбирать конкретные фактические неточности, разбросанные тут и там в книжках Робски. Но некоторые из них настолько вопиющи, что однозначно свидетельствуют о незнании автором предмета. Например, хоть я и не большой знаток шопинга, но знаю, что настоящая «рублевская жена» (Боже, какая дичь) предпочитает затариваться не в московских бутиках, где все втридорога и коллекции, как правило, прошлогодние, а в Милане и Лондоне. Ювелирку покупают не здесь, а в Париже, на Вандомской площади. Мужские вещи лучше брать в том же Лондоне, на Нью-Бонд-стрит, или в Нью-Йорке, в Bergdorf Goodman на Пятой авеню или в бутиках на Медисон. И так далее.

Несоответствие масштабов денег также характерная черта произведений Робски. Например, за пятьдесят тысяч можно завалить человек десять, а не одного (и того – зря). С другой стороны, героиня первой книги считает, что решила все свои материальные проблемы, продав свой бизнес примерно за триста тысяч долларов. В то время как этих денег, при том образе жизни, который она ведет, едва ли хватит на год. Одно содержание дома и прислуги заберет примерно половину из них.

Можно еще перечислять примеры таких ляпов, но значительно важнее понять их природу. И мне кажется, что я понял, в чем дело.

Поскольку наш журнал мужской, то и поговорим по-мужски. Значит, так. Женская половина обитателей Рублевки делится на две группы. Первая – это жены, матери и дочери «рублевских мужей». Вторая – это так называемые жабы. «Жабы» – это девушки, которые думают, что ведут богемный образ жизни, а на самом деле являются просто дорогими блядями. Это самая бойкая, крикливая и хамская часть местных жителей. Будучи в общем-то неглупыми, они прекрасно понимают всю неустойчивость и двусмысленность своего положения. И поэтому отрываются на всю катушку. Клянчат у любовников дорогие цацки, шмотки, автомобили. Ненавидят друг друга и в то же время, не имея другой аудитории, тянутся к своим товаркам по нелегкому ремеслу, устраивают бурные сборища в пресловутой «Веранде у дачи». Добавлю, что, помимо этой самой «Веранды…», есть еще отсутствующие у Робски, но при этом не менее тусовочные «Причал», «Иль Мулино», «Перец»…

Нельзя сказать, что между классом «жен» и классом «жаб» непроницаемая перегородка. Конечно, некоторые представители изредка перепрыгивают из одного класса в другой. Но такие случаи крайне редки и всегда являются предметом бурного и долгого обсуждения. [27]

Если обратить внимание на то, что у Робски почти все героини либо не замужем, либо являются содержанками, либо, если все-таки они замужем, их брак стремительно близится к концу, то совершенно очевидно, что в ее книжках речь идет не о жизни «рублевских жен», а о жизни «рублевских жаб». И вот тут она действительно демонстрирует знание предмета. Хотя я с этим типом обитателей Рублевки знаком только по визуальным наблюдениям за ними в ресторанах Рублевки, Куршевеля и Сен-Тропе, поэтому насчет кокаина не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. А вот насчет криков, визгов, хамского обращения с официантами и прочих способов обратить на себя внимание – подтверждаю: так оно и есть.

Важным классифицирующим признаком является отношение к детям. Настоящая «рублевская жена» носится со своим дитятей как с писаной торбой. Он у нее самый лучший, а учителя – ублюдки, не понимающие его талантов, врачи – дебилы, которые не видят, что ребенок тяжело болен, няньки – неумехи, не способные научить ребенка самостоятельно одеваться, и так далее. Ребенок с рождения окружен такой стеной любви и заботы, что представить себе случай гнойного аппендицита с перитонитом у него невозможно. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Ребенок для жены – ее главный результат семейной жизни и главный аргумент в пользу своей нужности мужу.

Напротив, «рублевская жаба» воспринимает ребенка как обузу, которая снижает ее конкурентоспособность. Он объект безотчетной ненависти или, в лучшем случае, безразличия. Унюханная кокаином «жаба», отправляющая больного ребенка сожрать ношпы, – очень органичный персонаж. Хочется сказать: «Верю!»

Пусть никого не обманут попытки Робски изобразить своих героинь пытающимися трудиться. Все это лажа. Во-первых, потому что все их начинания терпят фиаско, а во-вторых, потому что осмысленный труд в перерывах между ежедневными ресторанными пьянками и порциями кокаина невозможен. Здесь автор опять демонстрирует незнание предмета.