Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

– Договорились, – сказал я.

Джо закончил попурри бравурными аккордами, потом прошел в бар и, улучив момент, когда Мэнди отвернулась, умыкнул из кассы двести долларов. Идя к двери, он остановился возле пожилой пары из Суэйнсборо и, выразив им свое почтение, распрощался. На женщине было платье с высоким розовым корсажем, прихваченным на груди булавкой.

– О, Джо, все было так хорошо, – восторженно заговорила она. – Огромное вам спасибо.

Ее муж встал и пожал Джо руку.

– Еще ведь всего только полночь, Джо. Почему ты уезжаешь так рано?

Джо одернул пиджак и поправил бабочку.

– Мне только что сообщили, что в Тандерболт отправляется торжественная процессия, и меня пригласили занять место в головной машине.

– Какая честь! – воскликнула женщина.

– Да, мэм, – скромно потупившись, проговорил Джо. – Вы можете так думать, если вам угодно.

Бланш Уильямс вошла в столовую.

– Кошка отказывается есть, – заявила она.

Джим Уильямс оторвался от каталога Сотби, взглянул на кошку, неподвижно сидевшую в дверном проеме, и снова углубился в чтение.

Миссис Уильямс развернула салфетку и положила ее себе на колени.

– То же самое было и в прошлый раз, и в позапрошлый, – продолжала она. – Кошка каждый раз так поступает, когда мы возвращаемся с суда и ждем решения присяжных. Она всегда отказывается есть.

Сестра Уильямса, Дороти Кинджери, нетерпеливо посмотрела на часы.

– Половина второго, – проговорила она. – Они сидят уже три часа, а сейчас, наверное, обедают. Интересно, они продолжают обсуждать дело, даже когда едят?

Уильямс оторвался от каталога аукциона.

– Послушайте-ка, – сказал он. – Когда Катерина де Браганса, португальская инфанта, прибыла в Англию в тысяча шестьсот шестьдесят втором году, чтобы вступить в брак с Карлом Вторым, она привезла с собой богатейшее приданое. Частью его был индийский порт Бомбей… – Он рассмеялся. – Мне нравятся такие принцессы!

– Она делает это уже третий раз – не притрагивается к пище, – снова заговорила миссис Уильямс.

Дороти Кинджери с отвращением посмотрела на сандвич.

– Сонни обещал позвонить сразу же, как только присяжные вынесут вердикт. Надеюсь, мы услышим отсюда звонок.

– Не понимаю, откуда она все знает, – продолжала тихо удивляться Бланш Уильямс, – но она знает.

Джим Уильямс неожиданно захлопнул каталог и встал.

– У меня идея! – воскликнул он. – Мы будем есть с тарелок из Нанкинского сервиза. Это принесет нам удачу.

Уильямс достал из шкафа несколько бело-синих тарелок и поставил их на стол. Мать и сестра переложили в них свои сандвичи. У этих бело-синих тарелок была удивительная история: груз китайского фарфора отправили на экспорт в 1752 году, но корабль затонул в Южно-Китайском море и был поднят лишь в 1983 году. Уильямс купил несколько дюжин тарелок, чашек и супниц на широко разрекламированном аукционе Кристи. Посуда прибыла в Мерсер-хауз несколько недель назад.

– Эти тарелки пролежали на дне морском двести тридцать лет, – начал рассказывать Джим, – но сохранились, как новые. Когда их нашли, они все еще лежали в оригинальной упаковке и в превосходном состоянии. С этих тарелок еще никто не ел – мы первые. Забавный способ хранить посуду, верно?

Миссис Уильямс взяла сандвич и посмотрела на тарелку. – Кошку не обманешь, – задумчиво произнесла она.

Двумя неделями ранее, в самом начале третьего процесса по делу Уильямса, всем казалось, что его исход предрешен. Вопрос был ясен настолько, что «Саванна морнинг ньюс» скучно озаглавила передовую статью: «Уильямса ждет следующий приговор за предумышленное убийство». Жюри, состоявшее из девяти женщин и трех мужчин, признало, что после шести лет беспрерывного муссирования этой темы, они прекрасно знали суть дела, как и то, что в ходе двух предыдущих процессов Уильямс был признан виновным. Напряжение и неопределенность создавали атмосферу суровой безысходности. У здания суда были установлены телевизионные камеры, но в самом зале оказались занятыми едва ли половина мест. Прентис Кроу заявил даже, что не собирается читать материалы суда, потому что это страшно скучно. «Опять повторяется старая история, – сказал он. – Все это уже напоминает сказку про белого бычка».

Среди публики оказался и мой знакомый завсегдатай. Он сидел, положив руку на спинку скамьи, словно боясь в противном случае соскользнуть на пол. Как и обычно, он вещал, словно оракул:

– Сейчас никого не интересует, виновен Уильямс или нет, – говорил он. – На карту поставлена компетентность окружного прокурора. Всех занимает один вопрос: сколько времени он еще сможет выкручиваться? Суд начинает напоминать плохую корриду. Матадор – Спенсер Лоутон – уже дважды втыкал шпагу в быка, а тот до сих пор держится на ногах. Публика начинает бесноваться. Лоутон просто смешон.

Судебное заседание шло уже привычным порядком с вызовом все тех же свидетелей – полицейского фотографа, полицейских, которые были в Мерсер-хауз в ночь перестрелки, сотрудников криминалистической лаборатории. Каждый из них сначала отвечал на вопросы Спенсера Лоутона, потом – Сонни Зейлера и покидал место свидетеля. Судья Оливер сонно кивал со своего места на каждую реплику. Завсегдатай откровенно зевал.

– Какое участие вы принимали в выносе тела из Мерсер-хауз? – как и на двух первых процессах, спрашивал Спенсер Лоутон у детектива Джозефа Джордана.

– Я упаковал руки, – отвечал тот.

– Можете ли вы объяснить присяжным, что значит «упаковал руки» и с какой целью это делается?

– Каждый раз, когда случается стрельба, – начал объяснять детектив Джордан, – и мы имеем основания полагать, что мертвец перед смертью успел выстрелить, на руки надеваются бумажные мешки, чтобы сохранить следы продуктов выстрела на коже – если они, конечно, есть – от случайного стирания.

На лице Сонни появилось выражение удачливого игрока в покер, когда он начал задавать вопросы ничего не подозревающему детективу.

– Какие мешки вы использовали?

– Бумажные мешки.

– Чем вы их крепили?

– Специальной клейкой лентой.

– Вы совершенно уверены, что руки трупа были упакованы, когда его выносили из дома?

– Я же сам их упаковал, – произнес детектив Джордан.

Когда выступил последний свидетель обвинения, Зейлер вызвал первого свидетеля защиты.

– Вызовите в зал Мэрилин Кейс, – велел он.

Свежее лицо! Новый свидетель! Новый сценарий! Завсегдатай подался вперед всем телом. Судья Оливер открыл оба глаза. Лоутон обменялся тревожным взглядом со своими помощниками.

Свидетельница оказалась кудрявой блондинкой лет сорока в сером костюме и белой шелковой блузке. Под присягой она показала, что работает в течение пятнадцати лет медицинской сестрой в Кэндлеровском госпитале, а до этого была ассистентом судебно-медицинского эксперта графства. Да, она дежурила, когда в отделение неотложной помощи доставили труп Дэнни Хэнсфорда. Зейлер вручил ей копию титульного листа истории болезни, потом с вызывающим видом подошел к столу обвинения и бросил на него другую, точно такую же копию. Пока Лоутон и его помощники рассматривали бумагу, Зейлер передал кипу копий присяжным, а затем продолжил задавать вопросы.