Алексей Колышевский - Жажда. Роман о мести, деньгах и любви

– Наташенька, милая! – Слова догнали ее у самого выхода, она остановилась, медленно повернулась, и Мемзер, окончательно сбитый с толку, ввергнутый в смятение всей этой эмоциональной чехардой, увидел, что она плачет, и проклял себя за безобразие, которое он учинил в отношении своей прекрасной, честной, восхитительной женщины. Он был полон искреннего раскаяния. – Я старый осел. Я привык мерить людей по своему стандарту. Но мой род идет от Мамоны , он отец всех банкиров и менял, а ты... Ты Евина дочка...

«Вот опять его понесло, – с внутренней тоской подумала Наташа. – До чего этот старый дурак любит копаться в библейской попсе. Кому он подражает? Самюэлю Джексону в «Криминальном Чтиве»? Небось считает себя неотразимым эрудитом. Какая неудобная чушь...»

– ...Да-да, дочь Евы – матери всех матерей, совершенной женщины, созданной самим Богом. Мне так повезло! Ты совершенная женщина, я только сейчас это понял окончательно. Прости меня! Я умоляю, – восклицал Мемзер.

– Эй! Да что там у вас происходит? Репетируете новогоднюю сказку? Собираетесь нас развлекать за столом? – донеслось с улицы. Оказывается, внизу перед входом в дом уже толпились гости. Так получилось, что они прибыли все вместе и уже несколько минут, затаив дыхание, слушали этот душераздирающий скандал. Наташа прыснула в кулак, Мемзер был в ярости от того, что его застукали за этим публичным раздеванием.

– Милые бранятся – только тешатся, – нашлась в ответ Наташа, взяла мужа за руку и вместе, как и подобает хозяевам дома и пира, они спустились вниз для шутливо-церемонного приема гостей.

Уже напилась Марина. При виде ее Мемзер не смог сдержать удивления, обменялся взглядом с Ариком. Тот едва заметно сгримасничал, мол, «ничего не поделаешь, пришлось взять с собой». Праздничный ужин перешел в свою окончательную, сытую и ленивую фазу. Пили много, говорили нелепые в нетрезвости тосты, что-то обсуждали. Мемзер смотрел в расплывчатые лица своих гостей и думал, что он окружен, в сущности, неплохими, но все же гадкими в своем предательстве людьми. Он работал за идею, мстил, верил в полезность своего промысла, а эти? Ведь это беспробудные снобы, галантерейные предатели, утонченное жулье.

Он встал, постучал ножом по коньячному бокалу, придерживая его за донышко, и вышел звук хрустальный, нездешний среди застольного шума. Все разом смолкли.

– Друзья мои, а также их подруги, – начал Мемзер, постепенно повышая тональность. – Желаю, чтобы в новом году все вы были счастливы, желаю вам разбогатеть так, как только вы сами себе и можете пожелать. Новый год предоставит всем нам новые, исключительные возможности. Отдельно пью здоровье ваше, Павел Министрович, – шутканул Мемзер в сторону министра. – Наступает время ваше, так не забывайте вовремя приходить на помощь тонущей экономике и банковской системе. Ваши труды будут по достоинству оценены, что называется, при жизни. Пусть всех нас продолжает качать теплая волна, и не дай ей бог сделаться девятым валом раньше, чем нужно. Россия вступает в свой первый год из последних. Пройдет тридцать лет, и те из нас, кто доживет до этого времени, вспомнит мои слова. К тому времени на этой огромной территории появятся новые страны, исчезнет с карты это несправедливо большое одноцветное пятно, и это станет нашей общей победой, доказав окончательно, раз и навсегда, что единственным совершенным орудием на Земле являются деньги. С их помощью свергаются режимы, покупаются президенты, меняется правда, все перевертывается с ног на голову, и все на этом свете делается во имя денег. За деньги! – и выпил залпом.

Паркет был усыпан новогодним бумажным разноцветием. Один известный банкир, изрядно пьяный, в золотом цилиндре из фольги и с двумя лентами серпантина через плечо, с увлечением благодарил Павла Министровича за полученный его банком несколько дней назад огромный кредит. В совершенно иной форме, не на словах, министр был вознагражден изрядным процентом от полученной по кредиту суммы, но сейчас об этом не прозвучало ни слова. Такова этика, и банкир соображал, как бы поизящнее перейти к разговору о новом кредите для своей системы на тех же условиях. Спекулировать государственными займами, наживая игрой на них дикие проценты, по замыслу Мемзера должны были немногие, лишь те, кому можно было доверять, кто делился с выдающей кредиты стороной, то есть с представителями государства, и не пускал деньги дальше валютной биржи. В бюджете страны и без того дыра, ее не залатать. Невозможно заново отстроить то, что было разрушено так основательно, а прежде строилось годами. В таком случае через доверенных, вроде этого банкира, людишек необходимо все «попилить», объяснив эти «вливания в экономику» «государственной помощью финансовой системе страны». Народ ленив, сожрет и эту чушь, не подавится, разве что на кухне перемолвится парой слов. До площадей дойдет, всему свое время. Тридцать лет, всего тридцать лет осталось... Он доживет, Агамемнон обещал ускориться. Бедный маленький племяник. Всего лишь жертва, а он подозревал его и Наташу... К черту! – пора забыть об этом навсегда.

Марина увлеклась разговором с министром. Он, все еще свежий в этой давнишней компании, был с ней почти незнаком, только заочно, через Арика, который буркнул «вот моя жена-писательница» и тут же оставил их вдвоем, пересев на другой край стола. После такого представления министр, как человек галантный и выше среднего воспитанный, любезно поинтересовался, пишет ли она нынче.

– Пишу, – с некоторым вызовом убежденно ответила Марина и напряженно принялась полировать пальцем стол в желанном ожидании следующего закономерного вопроса.

– Интересно, – воскликнул министр, – и о чем же? Я, знаете ли вас, не читал, но теперь уж непременно, непременно почитаю!

– Ну... Представьте себе Кольцевую дорогу, – представили? – хорошо, так вот: по этой дороге едет автомобиль, в нем сидит женщина. Представляете, да? Очень хорошо. Так вот: и видит эта женщина, что на обочине установлен большой рекламный щит. Представляете себе щит большой? И на этом щите она сама и такая фраза внизу: «Я тебе желаю счастья, пусть не со мной, так с другим». Каково?

– Э-э-э... – неопределенно ответил министр.

– И она вспоминает свою историю о том, как она познакомилась с неким человеком, мужчиной, и была с ним счастлива достаточное время. Представляете? Люди могут быть счастливы вместе, хоть это и чудо, – нервно ремаркировала Марина, – они долго прожили вместе и он от нее ушел. И перед тем как ему уйти, между ними было объяснение, достаточно бурное...

...Марина говорила очень громко, порой перекрывая все прочие звуки, и за столом невольно установилась тишина. Все теперь слушали ее, и Арик, сидевший в отдалении, нервно перебирая пальцами, потирал щеку...