Алексей Иванов - Блуда и МУДО

Наташа Ландышева обнаружила, что лямки её рюкзака натянуты неровно. Она сбросила рюкзак с плеч в траву прямо у крыльца. Серёжа Васенин присел на корточки, чтобы подтянуть лямки, а Наташа нагнулась, указывая ему, до какого предела нужно подтягивать. В это время с крыльца спускался Ничков.

– Закон гор! – заорал он, увидев склонившуюся Наташу, и сразу пнул её под зад.

Наташа, получив ускорение, прыгнула через рюкзак, как коза. Ничков же не успел даже сойти со ступенек. Серёжа Васенин распрямился и ударил его в челюсть. Удар словно бы распахнул и заклинил ничковскую пасть.

– А-а!… – заорал Ничков. – Паца, Пектусин борзеет!…

Когда Моржов ссыпался с крыльца, Ничков и Гонцов уже метелили Серёжу. Серёжа не сдавался, отбивался сразу от двоих и даже кидался в злобные контратаки. Сзади на него набежал Чечкин и попытался провести нечто вроде удара ногой, как в каратэ, но поскользнулся на одуванчиках и упал, закинув ногу себе за ухо. От умывалки к драке рвался Гершензон, волочивший какую-то длинную ржавую трубу. Одного маха этой трубы хватило бы, чтобы отправить к праотцам всех дерущихся и Моржова в придачу.

– Паца, вали Пектусина!… – орал Гершензон, не замечая, что за трубу уже ухватился Щёкин.

– Сука!… – рыдал Ничков и молотил кулаками мимо Серёжи.

– Я ему щас почки спущу!… – визжал Гонцов, подныривая под кулаки Ничкова.

Серёжа Васенин неумело, но ожесточённо бил Ничкова откуда-то снизу, а Гонцова – сбоку. Моржов вломился в схватку, как ледокол.

– Пустите!… – захрипел Серёжа, сквозь Моржова пробиваясь к врагу. Юркий Чечкин вертелся сразу со всех сторон. Вдали Гершензон рвал свою трубу из рук Щёкина.

– Вы чо, Дрисаныч, за этого дрища, что ли?… – орал он Щёкину.

Моржов отодвинул Серёжу пятернёй в грудь, потом исхитрился и одной рукой сгрёб шивороты сразу Гонцова и Чечкина, которые задёргались в его кулаке, как щенки на поводках, а Ничкова коленом в живот прижал к перилам крылечка.

– Отставить! – рявкнул он. – Что за хрень?!

– Он сам начал!… – задыхался Ничков.

– Это ты первый Наташу пнул! – крикнул Серёжа.

– Пектусин заебал уже!… – вопил Гонцов.

– Пектусин давно нарывался! – вопил Чечкин.

– Он баба! – издалека вопил Гершензон.

– Я?! Первый?! – изумился Ничков. – Она сама нагнулась!… Положено пинать!… Закон гор!… Не нагибайся!…

– Они вообще надоели на Наташу наезжать! – крикнул Серёжа.

– Она крыса! Пектусин девку защищает! Баба! – вопили упыри.

– У паршивой овцы и шерсть паршивая! – издалека немного не в тему вопил Гершензон, которого держал Щёкин.

– Ладно, понятно. – Моржов решил не устраивать разборок, – Всё! – Он встряхнул Гонцова и Чечкина. – Теперь надевайте рюкзаки, и марш!

Он опустил колено, прижимавшее Ничкова.

– Я Пектусина всё равно со скалы скину!… – пообещал Ничков.

Взъерошенные, ругающиеся упыри разобрали свои рюкзачишки, стоявшие у крыльца. Не спрашивая разрешения, они пошагали к выходу из лагеря. Они не оглядывались ни на Моржова со Щёкиным, ни на Серёжу с Наташей, словно бы, оскорблённые, решили уйти отсюда навсегда. Отпущенный Щёкиным Гершензон подбежал к своему рюкзаку и, торопливо вдеваясь плечами в лямки, с угрозой сказал Моржову:

– Мы Пектусина всё равно убьём! Можете следить за ним сколько хотите – у восьми нянек дитё слепое!

Поправив рюкзак, Гершензон кинулся догонять упырей.

Серёжа, Наташа, Моржов, Щёкин и Милена с Костёрычем вышли в путь немного попозже.

Поход придумал Щёкин, а цель его указал Костёрыч. Целью была Колымагинская скала – единственная скала в холмистых окрестностях Ковязина. От Троельги до неё надо было топать двенадцать километров, поэтому Щёкин решил выйти в путь днём, вечером с упырями полазать по круче, заночевать у костра, а вернуться утром.

Моржову идея понравилась. Всё равно Розка намеревалась на ночь уехать домой к дочке. Главной своей соперницей Розка считала Сонечку, а потому соблазнила её поехать вместе с собой. В Милене же Розка опасности не видела, хотя и попрекала Моржова вниманием к Милене. Розка считала, что такая меркантильная девка, как Чунжина, не станет рисковать богатым Манжетовым ради секса с бедняком Моржовым, а потому, сколько бы Моржов ни прыгал, всё бесполезно. Моржов считал иначе, но своё мнение, разумеется, оставил при себе. Перед отъездом на всякий случай Розка ухватила Моржова за нос и несколько раз сильно дёрнула.

– Дадно-дадно, – сказал Моржов, одной рукой подхватывая очки, а другой рукой отцепляя пальцы Розки. – Я всё понял и перепугался. Уматывай давай скорее, а то в лес тебя потащу.

Розка умотала. Моржов тотчас начал соблазнять Милену пойти в поход. Он сулил прекрасные пейзажи, свежий воздух (будто бы его в Троельге не хватало) и вообще всё. Милена колебалась.

Моржов, конечно, расценил ситуацию в свою пользу. Все сигналы он послал, отношение объяснил, а намерения его и так понятны. Милена же не девочка – сообразит. Сам факт того, что Манжетов позвал Моржова на собеседование, а не растёр подошвой по асфальту, свидетельствовал о том, что Моржов с Манжетовым равновелики друг другу. Выходит, Милена выберет того, в чьих глазах её персона окажется значительнее.

По мнению Моржова, собеседование вскрыло Манжетова, как консервную банку. И Милена должна была увидеть, что для Манжетова она – приятная женщина и лёгкий доступ к ресурсу Антикриза. А вот для Моржова она вроде как стала вызовом манжетовской системе и надеждой на справедливость. Это и более благородно, и более значимо. Потому Моржов не сомневался, что Милена пойдёт с ним в поход.

– Хочешь, понесу твои вещи в своём рюкзаке? – спросил он.

Тем самым, вопрос «идти или не идти» мягко замещался вопросом «идти, но нести груз самой или отдать его Моржову?». Отдать – следовательно, признать некую близость, уже выходящую за пределы дружбы. Моржов ещё по Стелле понял, что женщин ловят на комфорт. Женщины очень земные, поэтому им и нравится, когда их превозносят до небес. Но всяким там небесам с их сквозняками женщина всегда предпочтёт уют, а вероятному – безусловное. Вероятный риск выхода за пределы дружбы вполне компенсировался безусловным комфортом ходьбы налегке.

– Ну, хорошо… – согласилась Милена. – Я сложу вещи в пакет.

Вскоре она принесла Моржову два туго набитых пакета, и Моржов засунул их в свой рюкзак сверху. Всё равно Милене в пути десять раз потребуются куртка, брюки, другая обувь, мазь от комаров, крем от загара, освежающие салфетки, подстилка под попу сидеть на траве, кружка пить воду, зеркальце, помада, массажная щётка, заколки для волос и ещё многое другое, без чего Милена погибнет раньше, чем упыри убьют Пектусина.

Тропинка повела мимо подвесного мостика по краю луга, а потом, когда Колымагины Горы придвинулись к реке, и совсем по крутому бережку. Послеполуденная жара лежала плотно, как намазанная. Узкая Талка текла словно масло и даже не булькала. Сосновая гора вздувалась мягкой и сытой утробой.