Алексей Иванов - Блуда и МУДО

Сутенёр вошёл, моргая на свет. Он был парнем примерно моржовского возраста, только, судя по татуированным пальцам, вёл иной образ жизни.

– Вот этот гондон, – из-за спины сутенёра сказала шлюшка, тыча пальцем в Моржова, будто бы, кроме Моржова, в кафе было много и других гондонов.

– Ты хули залупаешься? – привычно начал сутенёр, нагибаясь вперёд и двигаясь на Моржова.

Моржов вдруг почувствовал, что звереет. Ему жутко осточертела эта переизбыточность бытия. Он зашёл в кафе за пивом – и попал на чужие комплексы; снял проститутку – и его трахнула система мира; решил купить девушке сумку – и ему чуть не впарили смысл жизни. Он задрал на брюхе майку, вытащил пистолет и без прицела пальнул в открытое окно.

Девчонки завизжали, приседая; сутенёр застыл на полушаге; продавщица отпрянула и стукнулась спиной о витрину с бутылками.

– Назад отошёл! – вставая, рявкнул Моржов сутенёру.

Благодаря Голливуду технику ограбления кафе Моржов знал куда лучше, чем, к примеру, правила поведения на пожаре. Нужно было держать пистолет обеими вытянутыми вперёд руками, всё время двигаться, быстро озираясь по сторонам, и орать, называя всех женщин «суками».

– Ты чего, братан?… – оторопел сутенёр.

– Руки на виду держи! – снова рявкнул ему Моржов.

Сутенёр послушно поднял открытые ладони и даже слегка покачал ими, как генсек.

– Лизка, кто это?… – краем рта спросил он у продавщицы.

– Сама первый раз вижу… – выдохнула та. Моржов с наслаждением коленом перевернул свой столик, потом пнул стульчик так, что тот по диагонали перелетел через кафе. Шлюшки снова завизжали.

– Тихо, ебёна мать! – прорычал Моржов и опять бабахнул из пистолета в окно.

Он глянул на продавщицу. Та молодела прямо на глазах, как старая кошка, увидевшая мышь. Вряд ли у неё под стойкой спрятан дробовик, как обычно бывает в кино.

– Договоримся, мужик… – осторожно сказал сутенёр.

– Хер ты со мной договоришься! – торжествующе проревел Моржов.

– Те чё надо? – бормотал сутенёр, отступая. – Бабок надо?…

– Я выручку вечером сдала, – быстро сказала продавщица.

– Может, девчонок надо?… – увещевал сутенёр, не отрывая глаз от лица Моржова.

– Ты чё нас ему даёшь?! – завизжали проститутки.

– Молчать, соски! – крикнул Моржов, дёрнув пистолетом.

Обе девчонки дружно пригнулись.

– Смотри, девчонки какие… – внушал сутенёр. Моржов стремительно перевёл ствол на проституток. Те шарахнулись назад, своротив столики.

– Живо обе разделись! – приказал Моржов и, прищурившись, саданул из пистолета в третий раз – теперь уже в приоткрытую дверь.

– Обе, живо! – углом рта приказал сутенёр.

Толкаясь локтями и нагибаясь, обе шлюшки торопливо постягивали с себя тряпки и замерли, одинаково прикрыв грудки перекрещенными руками. Их выбритые лобки от страха походили на сморщенные куриные гузки.

– Во-от… – вкрадчиво прошептал сутенёр Моржову, бровями указывая на голых шлюшек у себя за спиной.

– Готово? – спросил Моржов.

– Готово, – угодливо кивнул сутенёр.

– А теперь давай трахай их, – приказал Моржов.

– Ты чего?… – совсем растерялся сутенёр.

– А чего ты хочешь? – заорал Моржов. – Ты на хер их на трассе пасёшь? Тебе денег надо? Надо? Не слышу ответа!…

– Надо… – кивнул сутенёр.

– Тебе на хера деньги, мудила? – Моржов пинком отправил второй стульчик в ноги сутенёра. – Чё ты с ними будешь делать? Тачку купишь? На хера тебе «мерс» в Ковязине, если у нас дороги не чинят?

Сутенёр подавленно молчал.

– По миру кататься будешь? – теснил Моржов. – Тебе на хера, если ты Корею от гонореи не отличаешь?… Квартиру купишь, женишься? На хера тебе жена? Ублюдков плодить?… – Моржов наступал на сутенёра, а тот пятился. – Тебе бабки нужны девок снимать? Вот тебе девки! Трахай давай! Это лучшие!…

Ни сутенёр, ни перепуганные шлюшки ничего не понимали. Сутенёр затравленно оглядывался на девчонок.

– Трахай давай! – куражился Моржов, махая пистолетом.

– Ты чё, братан… – талдычил сутенёр. – Ты чё… Я так не могу – под стволом-то…

– А я могу? – орал Моржов. – Я могу?

– Едут новосёлы, рожи невеселы, – пробурчал Щёкин, глядя в окно электрички.

Щёкин и Моржов ехали в Троельгу, сидя друг напротив друга на деревянных скамейках. Щёкин уже успел посетить Троельгу, отвёз вещи, а Моржов ехал впервые и волок с собой здоровенный рюкзак. Правда, шмотьё в рюкзак Моржов скидал как попало, потому что был разбит похмельем, словно Сталинград бомбёжкой.

Моржов не пил давным-давно и надеялся, что его организм забыл про похмелье. Но злопамятный организм ничего не забыл и воспроизвёл страдания тютелька в тютельку мукам былых алкогольных времён. Подобным же образом, видимо, невозможно разучиться кататься на велосипеде. Сколько бы лет ни прошло, а всё равно с велика (если залезешь) уже не сверзишься. Кстати, велосипед ехал рядом с Моржовым, уныло свернув набок рогатую голову. Он походил на облезлого оленя, жестоко разочарованного жизнью. Моржов купил велик недавно – всё у того же Лёнчика Каликина. Велик был откровенно краденым, но Моржов не боялся рассекать на нём по улицам Ковязина. Для себя он решил: если он наткнётся на хозяина, который опознает своё имущество, то сразу же отдаст велик да ещё и заложит Лёнчика, чтобы тот хотя бы раз получил за воровство по зубам.

Глядя в окно электрички, Щёкин тихонько и гнусаво напевал:

– В какой-то дымке матерной земля в иллюмина-тере…

Похмелье у Моржова получилось качественным, стойким. Моржов казался себе тяжёлым, будто бы, как Голем, был набит глиной до самой глотки. Но при определённом напряжении воли ещё можно было жить и без опохмелки, поэтому Моржов не опохмелялся. А Щёкин бесстыже и безжалостно пил пиво и сегодня уже не собирался останавливаться.

Электричка барабанила по окраине Ковязина. День выдался хмурым. Он мельтешил за окном, как чёрно-белое кино про колхозный быт. Облака походили на увесистые сельские задницы, собирающиеся всей своей тяжестью усесться на город Ковязин.

– Я недавно раскрыл тайну египетских пирамид, – вальяжно сообщил Щёкин, складывая ноги на моржовскую скамейку. – А заодно и причину Всемирного потопа.

Моржов молчал, разглядывая бетонный пароход элеватора, вздымающийся за дальними пакгаузами.

– Раньше бог давил людей жопой, – не смущаясь молчанием Моржова, поведал Щёкин. – Надоедят ему люди, он сядет на землю – и всех в слякоть расплющит. Тогда люди построили пирамиды, чтобы они впивались богу в зад и не давали садиться. Отныне бог был вынужден применять потоп. Правда ведь, что моя теория – это революция в исторической науке?… Хочешь опохмелиться?

– Не хочу, – сурово сказал Моржов.