Алексей Иванов - Общага-на-Крови

— Симаков, — вдруг сверху подал голос Петров. — Ты помнишь, что ты мне бритву должен?

— Ясный пень, — отозвался Ванька.

— Неси.

— Вечером принесу.

— Мне сейчас надо.

— Возьми у Борьки.

— У нас одна электробритва на всю комнату.

— Ну, станком поскоблись. Башку не отрежешь.

— У меня от него раздражение.

— А у меня от тебя раздражение. — Ванька скручивал «козью ножку».

— Сука ты, Симаков. Чтоб я еще раз с тобой пил? Ни хера!

Ванька тем временем зажег самокрутку, вдохнул, блаженно зажмурился, посидел неподвижно, словно медитировал, и прошептал:

— Во продуло, аж мостик накренился…

— Зачем Петрову твоя бритва? — негромко спросил Отличник.

— А я вчера евонную пропил. Денег не было, взял ее и толкнул какому-то хмырю на остановке. А деньги вместе пробухали.

— Это у тебя свежий закидон, — недовольно заметил Отличник.

— А у меня такая же бритва, как у него. Я ему свою отдам. Хреновая машинка, пусть берет, говна не жалко.

— А сам чем бриться будешь?

— Чего мне брить? Яйца, что ли? Я и так красивый.

— Симаков, мне бритва нужна… — нудел сверху Петров.

Ванькины сумки со всеми вещами стояли в комнате Серафимы.

— Принеси ему, чего он ноет, — посоветовал Отличник.

— Подождет, не обосрется. Что мне перед ним, на цырлах бегать?

— Козел ты, Симаков, — в сердцах сказала верхняя койка.

— Не ссы против ветра, Петруха, — с тенью угрозы сказал Ванька и пожаловался: — От курева башка только сильнее затрещала…

Он бросил «козью ножку» в грязную тарелку, встал, держась за голову, подошел к тумбочке и достал из нее пузырек одеколона.

— Не опохмелюсь — загнусь, — пояснил он Отличнику. — Петров, дай денег на пазырь…

— Пошел ты в жопу, — традиционно ответил Петров.

— Тогда прощайся со своим «Шипром», — спокойно сказал Ванька и налил в стакан, который почище, на полтора пальца одеколона.

— Что же ты за говнюк такой!.. — завопил Петров, оглядываясь.

— Не кани, Петруха, у меня в сумке и «Шипр» есть. — Ванька добавил в стакан воды из чайника, благодаря чему получилась мутно-белесая смесь. — Смертельный номер не снимая штанов! — провозгласил он и, стоя, залпом осушил стакан.

Лицо его передернулось.

— Сейчас блевану… — просипел он, но его все-таки не вырвало. Он снова присосался к носику чайника и уселся на прежнее место.

— Зря Борька пустил тебя в комнату… — гундел сверху Петров. — Я же говорил ему, что не надо… Из триста восемнадцатой тебя выперли — ты все равно ни шиша не понял…

— Что — триста восемнадцатая! — риторически воскликнул Ванька, сворачивая вторую самокрутку. — Меня из общаги выперли, так я и то не образумился. Я, отец, честно говоря, думаю, что, если меня на тот свет выпрут, я и там не образумлюсь. Куда, интересно знать, меня из пекла выпирать будут?

— Ты помнишь, что ты вчера в нашей двери замок выбил?

Отличник оглянулся — замок косо висел на двух шурупах.

— Не хер дверь запирать было.

— А ты помнишь, что ты в коридоре делал? Орал, чтобы Гапонов арестовывать тебя на танке приезжал, что ты с бабкой Юлькой трахаешься, поэтому она тебя в общагу пускает…

— И поэтому вы заперлись?

— Естественно. Гапонов узнает, что ты у нас, и нас выселит.

— На фиг вы ему обосрались, мудаки, — пренебрежительно бросил Ванька. — Я был счастлив, а меня не поняли. Гапонов бы вам ничего не сделал, а я вот замок вышиб.

— Ничего, больше не вышибешь, потому что ты у нас больше не живешь, — желчно сообщил Петров. — На хрена нам приключения на свою жопу? Это утром мы все решили — и я, и Борька Аргунов, и Кукушкин, и Димон. Так что волоки мне бритву с «Шипром» и вали.

— Здатому кораблю — плаванье зашибись, — весело ответил Ванька. — Сейчас свалю, только бампер умою. Вещи вечером закину.

— Ну и хорошо. Пока, Симаков. Бывай! — И Петров, вынеся приговор, демонстративно замолчал.

— Когда у меня появится свой дом, — задушевно рассказал Ванька Отличнику, — я заведу щенка, назову его «Петров» и утоплю в унитазе.

Бросив самокрутку в стакан, он взял полотенце и ушел. И Отличнику вдруг стало нестерпимо жаль Ваньку — грязный, вонючий глиняный горшок, в котором не гаснет божественный огонь. На миг он, как свои, ощутил одиночество, неприкаянность, страдание Ваньки, укутанные в тряпье пьянства, гусарства и ерничества. Но больше, чем жалость, его поразил страх за Ваньку, ужас перед его упрямым путем, который ведет в никуда и с которого нельзя свернуть, потому что это приведет к тому же концу, но гораздо быстрее.

Однако умыться Ваньке не удалось.

— Та-а-ак, а это что за порнография? — услышал Отличник его громкий и хамски-разгульный голос. Ванькины интонации говорили, что он столкнулся с чем-то более серьезным, чем Петров с верхней койки. Отличник подбежал к двери и приоткрыл ее.

— Ага, и Симаков тут же, — донесся голос Гапонова. — Еще один нелегащик. Что тут делаешь?

— В гости пришел, ваше превосходительство!

— С полотенцем?

— Это чтоб утереться, если в рожу плюнуть изволите!

— А почему на вахте докуметов не осавил?

— Как это не оставил? — делано изумился Ванька. — Я оставил документ, удостоверяющий мое право на одну поездку в городском пассажирском транспорте!

— Ничего я у баки Юки не видел.

— Она его съела, наверное. Он счастливый был, документ-то.

— Ты мне не дуди, — зверея, начал Гапонов. — Тя из ощаги выселили, и ты зесь появляться имеешь право токо по докумету, пол? И тем, кто тебя пускает, передай, что я их сей комнатой выселю. Я сех вас, знаю и сех вычислю, вот как ее вычислил!

— Ты мне лучше растолкуй, гражданин вычислитель, чей это чемодан у тебя в руке? Нелька, твой, что ли?

Отличник понял, что Гапонов отыскал по общаге Нелли, забрал ее вещи и теперь конвоирует до вахты, чтобы вместе с баулами выставить на улицу.

— Не суся не в свои дела, Симаков. Додет и до тя очередь.

— Дойдет, дойдет. А пока давай мне ее вещи и вали один.

— Ну, лядь, Симаков, ты меня уже заколебал…

— Что, стукнемся? Вспомним босоногое детство?

Отличник услышал, как что-то мягкое шлепнулось на пол.

— Лано, Караванова, — предупредил Гапонов. — Сёня он тя отбил, но я сех вас найду и вышибу осюда. Вам тут не жить, поняли?

— Давай, давай, вали, козел, — напутствовал Гапонова Ванька.

Взъерошенный и озабоченный, Ванька ворвался в комнату.

— Сматываемся, харя, — сообщил он. — Гапон по общаге рыскает, Нельку у Беловых выцепил… Наедет еще на этих мудаков — вони не оберешься. — Ванька бегал по комнате, собирая какието свои мелочи. — Пошли, харя, к тебе с Фимочкой. Отсидимся, пока шухер не уляжется. Ты не против?

Они вышли в коридор, и Отличник увидел Нелли. Она смотрела куда-то в окно, лицо у нее было каменное и безразличное.