Сергей Алексеев - Покаяние пророков

В зале уже стоял Палеологов, перекрытый спиной аспирантки. Смотрел и улыбался, словно готовился задать каверзный вопрос.

— Принесите-ка мне хомут! — приказал Космач.

— Какой… хомут? — опешила Лидия Игнатьевна.

— Да на улице, возле двери прикопанный! Токмо живо!

— Леночка, спустись вниз и принеси, — распорядилась она.

— И сюда к нам не суйтесь! Караульте, чтоб близко никто не подходил!

Космач раскрыл дверь в кабинет и чуть не задохнулся от запахов; пришлось втягивать воздух ртом и очень осторожно, чтоб не тошнило. Цидик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и напоминал мумию.

— Мартемьян, — даже не шевельнув губами, проговорил он. — За мной пришел…

— Моя фамилия — Космач, — представился вошедший. — Юрий Николаевич.

— Да, помню… Я не обознался. Очень похожи на Мартемьяна… Прошу, садитесь.

Подозрение, что слова академика — бред, тут же улетучилось. О его памяти и способностях складывали легенды, говорили, будто академик наизусть читает летописный свод «Повесть временных лет», умеет одновременно говорить, слушать и писать.

— У вас много вопросов ко мне, не так ли? — Он был абсолютно неподвижен и смотрел в потолок не моргая, отчего становилось неприятно. — И я хотел бы на них ответить.

— Вопросов у меня нет, — сказал Космач, присаживаясь на стул в некотором отдалении от постели Цидика. — По крайней мере, таких, которые хотелось бы задать умирающему человеку.

Тот помолчал и вроде бы скосил глаза в его сторону.

— Да… Я не ошибся, вспомнив о вас, Юрий Николаевич. В таком случае сам попытаюсь спросить и ответить… Я виноват перед вами.

— Не гожусь я на роль судьи. Тем более не собираюсь осуждать вас, академика и нобелевского лауреата.

— И еще интеллигента номер один… Меня так теперь называют.

— Слышал…

— Вас это возмущает, я знаю. Или вы просто смеетесь?.. — Он повернул голову, но взгляд, как гирокомпас, не повиновался движению. — Нет, вы не можете смеяться над старым человеком. Над позором старца… Поэтому я и разыскал вас. Вы — не судья, нет. Судья сейчас ожидает в передней… Видели там молодого человека? Его фамилия Палеологов… Всю жизнь ждал его. Вас и его… Он явился сам, мой Судья. Он не хам, не подлец и даже не авантюрист — Судья! И образ не имеет значения… А вас пришлось разыскивать… Но так и должно быть. Пришел и сказал. И покатилось колесо… Правду сказал, не могу я умереть… Так и будет корежить… Умирать следовало, когда час пробил… Да… Я, как царь Ирод, младенцев избивал. Вот и вас отдал на заклание… Но были обстоятельства, которых сейчас нет. Для меня их больше нет! Я снял с себя крест… Теперь могу говорить.

Роговые веки его приподнялись, и глаза чуть ожили. Если он и видел Космача, то лишь боковым зрением.

— Да… Поздно… Я должен был еще тогда… Впрочем, нет, еще раньше увидеть вас… И сделать своим учеником. А я не заметил/.. Даниленко прикрыл вас, спрятал в пещере, как волчонка, и выкормил… Смотрел ваши первые статьи… Ничего особенного… Обвел меня, хохол…

Цидик перевел дух и наконец-то взглянул прямо.

— Почему вы… молчите?

— Слушаю, — в бороду обронил Космач.

— Хорошо… Слушайте. Вы сделали открытие, я это подтверждаю и сейчас, перед смертью… Но в русской истории… тем более в наше время, не делают открытий. Невозможно… Тогда я выступил резко отрицательно… Жестокость и несоразмерность наказания — признак неправого дела, лжи и зла… Это я цитирую вас… И вынужден согласиться с вашими определениями… Археология русского языка, древность и величие… Переходные фазы русской истории… Раскол и война против Третьего Рима… Смена элит… Все ваша концепция. Видите, до сих пор помню… Но она противоречила всей исторической науке… Сложившейся научной традиции. Она касалась и моих взглядов… Но, поверьте, не это стало причиной. Ваше открытие рушило все, что было создано за столетия… Да, я понимаю, у вас не было злого умысла. Скорее наивный романтизм, но именно от него всегда исходит угроза… И самым опасным была доказательная база, вновь открытые источники, фотокопии…

— Поэтому вы и требовали представить оригиналы? Уничтожить базу, и тогда научный труд превращается в беллетристику.

— Уничтожить — не поднялась бы рука… Существуют иные способы… А вас хотел спасти для науки, поверьте, искреннее желание… Думал избавить от ложных заблуждений.

Космач чувствовал, как вскипают в душе старые обиды, и готов был высказать все умирающему, но за спиной щелкнула фиксатором дверь, и он машинально обернулся.

— Нет хомута у подъезда, — растерянно произнесла Лидия Игнатьевна. — Весь снег перерыли…

За ее спиной маячил Палеологов, улыбался и пожевывал губу, стервец…

— Значит, сперли! — возмутился Космач. — Москва же, что ни оставь без пригляда, вмиг упрут.

— Что же делать?..

— Закрой дверь!

Она недоуменно пожала плечами и плотно прикрыла створку.

Оторванный от реальности академик этого разговора будто не слышал, все, что происходило вне его сознания, уже не привлекало внимания.

— Неужели вы откровенно полагали… Кроме вас никто больше не видел, не замечал странностей, расхождений и противоречий в средневековой истории? — продолжая он. — Никто не понимал истинной роли христианства? Греческого нашествия, никонианского раскола, наконец, инспирированного Папой римским?..

— Раскола не было, — отрезал Космач.

— Да, помню… Извините… Но крестовый поход на Восток был… Не вы первый догадались… Все уже было, Юрий Николаевич. Только на моей памяти вы — третий, кто делал попытку… Являлись и с фотокопиями Влесовой книги, и с утраченной Раскольничьей летописью…

— Не совсем понимаю… Зачем все это рассказываете мне?

— Зачем?.. Вспомнил, как вы вошли в мой кабинет… Кажется, пять лет назад… Я не преувеличиваю… ощутил дыхание смерти. И жажду покаяния… Я испугался суда, нельзя умирать… Что-то говорил, а сам чувствовал страх. Потом у меня случился инсульт… Мне сейчас не стыдно признаться в этом, тем более вам… Вы молчали! И чем дольше, тем становилось страшнее. Почему вы не спорили, не доказывали?.. Вы же были правы.

— Вот потому и молчал.

— Я не ошибся. — Кажется, умирающий все больше оживал. — И позвал врагов своих к смертному одру… Катастрофа в том, что судья мой не лжет. Я компилировал, воровал чужое… Но не ради собственной славы. Существовало определенное условие… некая обязанность вкладывать в новые идеи старый, традиционный смысл. Вам покажется странным… Но это было необходимо, чтобы удерживать мир от соблазнов разрушения… Вы меня понимаете?

Космач пожал плечами.

— Смутно… Не улавливаю смысла. Такое чувство, будто вы оправдываетесь передо мной. К чему это?

— Простите меня, Юрий Николаевич. — Цидик наконец-то справился со своим взглядом. — Я пытаюсь… исповедаться вам, покаяться.