Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему

Игорь вышел из каюты и направился в один из корабельных ресторанчиков. Перед входом там стояла стойка со свежими газетами, а в вестибюле на стене висел телефон. Можно позвонить куда угодно, и уж конечно, в Москву. Номер Сеченова Игорь помнил наизусть, и, конечно, он позвонил бы ему, если бы по пути не скользнул взглядом по стойке с газетами. Ее только что закончил заполнять свежими газетами дежурный матрос. Крупными буквами набранная передовица английской «Гардиан» выглядела словно приговор: «Сын русского дипломата найден мертвым в автомобиле убитого им отца». Игорь выдернул газету из стойки, пробежал текст глазами: «…под воздействием наркотиков…», «…чудом спасшаяся гражданка США Пэм Клеменс рассказала, что…», «…на пистолете обнаружены отпечатки пальцев, идентичные отпечаткам на трупе…», «…официальный представитель МИД России заявил о полной непричастности…». Его фото есть, правда, очень нечеткое, но опознать можно. Рядом на фото остов обгоревшего автомобиля. Он посмотрел на дату выхода газеты: сегодняшний номер, получен во время захода в порт Джабаль-аз-Зейт. Пэм знает, что он жив. Она спасла его и укрыла. Сеченов считает его мертвым, и неизвестно, как он отреагирует, если Игорь позвонит с того света. Отца мог убить кто угодно. Стоп!

«Папа говорил, что девяносто восемь процентов правды о том монахе находится у него. Что он имел в виду? Информацию, которую он хранил в голове, или нечто иное? То, что может быть в виде конкретного доказательства, факта, который можно подержать в руках, рассмотреть, пролистать? Стоп!»

Игоря прошиб холодный пот, он прислонился к стойке с газетами и чуть не опрокинул ее. Мимо проходила группа культурных японцев: взрослые люди, а ходят так, словно они в детском саду – парами, держась за руки. Национальные традиции всегда выглядят забавно. Японцы организованно смотрели на Игоря, и каждый, пройдя мимо него, улыбнулся, продемонстрировав отличные белые зубы. Здоровый, несмешанный генофонд, да и природа в свое время помогла: монголы несколько раз пытались доплыть до острова Дракона, и тогда, если бы доплыли, возможно, все в мире сложилось бы иначе, но всякий раз, когда их лодки подходили к берегу, дул камикадзе – ветер последней надежды. Монголы тонули, а с ними утонула сама идея порабощения острова.

Японцы прошли, вестибюль опустел, а Игорь понял, что имел в виду отец, когда говорил ему о записках того монаха. Конечно же, он намекал на тетради. Те самые, составленные Авелем и переданные им Лемешеву-предку на вечное хранение. Монах написал завещание для будущей России, и кто-то относится к его содержанию предельно серьезно. Настолько, что не остановится ради того, чтобы заполучить его, ни перед чем. Будет шагать по трупам. Зная будущее, можно достичь многого, прежде всего изменить собственное будущее. А раз так, то ему, Игорю, действительно лучше исчезнуть по собственной воле до того, как ему в затылок упрется ствол. Сгорел в машине? Прекрасно! Он нужен Пэм, она сделала все, чтобы отрезать ему путь назад, но сделала это скорее во благо. Поэтому к черту мысли о возвращении в страну, где его не ждет ничего, кроме в лучшем случае тюремного замка, да и то лишь до тех пор, пока кто-то не решит перерезать тонкий волосок, на котором в случае заключения в тюрьму будет висеть его жизнь.

Игорь внимательно просмотрел все газеты в стойке, но лишь в одной был упомянут он, сгоревший в Тренто отцеубийца с русской фамилией. Недолго думая, Игорь вытащил всю пачку «Гардиан» из стойки и вышел на палубу. Огляделся по сторонам и выбросил десять номеров за борт. Газетные листы, словно белые воздушные змеи, некоторое время кружили над волнами, но очень быстро опустились на воду и пропали, а с ними исчезло и прошлое Игоря Лемешева.

После трехнедельного плавания корабль вошел в порт Бомбея. За время круиза Игорь изменился, если и не до полной неузнаваемости, то, уж во всяком случае, кардинально. Кожа приобрела оттенок какао: морской загар ложится быстро и прилипает, словно приклеенный эпоксидной смолой, не отодрать. Он отпустил бороду, и сошедший на причал американец русского происхождения Кутепов был похож не на московского студента, весельчака и повесу, а на интеллигентного американского клерка или преуспевающего врача-стоматолога. Во всяком случае, при проходе пограничного контроля никаких вопросов к нему со стороны носящих дурацкие тюрбаны пограничников не возникло. В Индии со времен английской колонизации белый всегда прав, тем более если этот белый – американец.

Оказалось, что Игоря никто не встречал. Толпа сошедших с корабля на твердь земную быстро рассосалась, а он все продолжал стоять, ожидая, что кто-то подойдет, удостоверится в том, что он именно «мистер Кутепофф», отвезет в гостиницу или куда-нибудь, где есть кровать, душ и бутылка виски. Сперва глоток виски и спать, а потом он будет готов к чему угодно…

Прошло полчаса, Игоря несколько раз донимали таксисты, готовые за скромную сумму в местных рупиях отвезти его куда угодно, но в конце концов и они отстали. Никто не обращал на него внимания, и вокруг постепенно образовалось сильно разреженное людское пространство. Лишь старик отталкивающего вида, чрезвычайно худой и одетый в почти что настоящие лохмотья, сидел неподалеку возле колонны, поддерживающей крышу здания порта, прямо на полу и в упор глядел на Игоря. Во всяком случае, назвать одеждой те грязные лоскуты, каким-то причудливым образом державшиеся на его обтянутом кожей скелете, язык не поворачивался. В его одежде было больше дыр, нежели материи, и сквозь эти дыры просвечивало грязное, почти черное тело. Старик был до изумления непропорционален и чем-то похож на старого ленивца: маленькая головка, почти полностью закрытая клокастой шевелюрой, чрезмерно длинные руки, пальцы делали их еще длиннее благодаря отросшим ногтям. Эти ногти, больше напоминающие когти зверя, достигали нескольких сантиметров в длину. Сходство старика с ленивцем завершали его ноги, имевшие почти полное сходство со звериными лапами. Чудной старикан весь был каким-то причудливым сочетанием уродливого и таинственного: его глаза блестели, словно две огромные черные маслины, а рот был как у Гуимплена, доходя почти до ушей и разрезая лицо пополам. Казалось, что стоит старику зевнуть, как верхняя половина его головы полностью откинется назад, точно яйцо Фаберже, и тогда ему придется возвращать ее назад, придерживая полусферу черепа руками. Игорь от нечего делать принялся рассматривать это похожее на человека существо и вдруг заметил, что старик также смотрит на него, и не просто смотрит, а подает Игорю знаки, жестом подзывая его к себе.