Виктория Токарева - Пираты в далёких морях

— Я не могу подставлять плечо. Если я встану на эту стезю, у меня не будет другого занятия, как только подставлять плечо. Я — занятый человек. Я так устал… — вдруг пожаловался он.

— Но она страдает.

— Потому что ей больше нечем заняться. Она бездельница.

— Да. Она бездельница. Но она — ваша бездельница.

Зазвонил телефон.

— Снимите трубку, — попросил Кузнечик и пошёл к себе в кабинет.

— Я слушаю, — отозвался я.

— Кто это? — спросил голос Киры.

— Это я.

— Я тебе через десять минут перезвоню. — Кира бросила трубку.

Я тоже положил трубку. Телефон в ту же секунду зазвонил.

— Я слушаю.

— Это опять ты? Да что это такое, я звоню совсем в другое место, а набираю твой номер.

— Ты правильно набираешь, — сказал я. — Я у него.

— Дурак, — определила Кира. — И шутки твои дурацкие…

Она бросила трубку. Я дождался, пока она снова зазвонила, и сказал:

— Я слушаю…

Кира довольно долго молчала, потом спросила:

— Что ты там делаешь?

— Но мы же договорились…

— О чем мы договорились?

— Что ты приедешь ко мне в Сибирь.

— В какую Сибирь?

— Ты что, забыла?

— О чем?

Хорош бы я был…

Я бросил трубку и побежал по квартире разыскивать Кузнечика. Он стоял у себя в кабинете, торопливо перебирал какие-то бумаги.

— Мне не надо вас убивать! — сообщил я.

— Я очень рад за вас, — поздравил меня Кузнечик, не отрываясь от бумаг.

Зазвонил телефон.

— Меня нет! — крикнул Кузнечик.

Я снял трубку и снова услышал Киру.

— Его нет дома, — сказал я ей. — И перестань звонить каждую минуту.

Кузнечик чего-то не мог найти и нервничал.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Я с машиной. Я вас подвезу.

— Да? Это очень кстати. Тогда у нас есть ещё, — он посмотрел на часы, — одиннадцать минут.

Кузнечик вывел меня на кухню и достал из холодильника запотевшую бутылку джина.

— Мне нельзя, — сказал я.

— Мне тоже. Символически… — Он разлил джин по рюмкам.

Мы подняли рюмки и посмотрели друг на друга. Лицо у него было узкое и такое печальное, будто он знает что-то неизмеримо больше, чем все.

— Не стоит меня убивать, — серьёзно сказал он. — К чему такие хлопоты? Стар я для страстей…

— Тем более надо торопиться дать счастье.

— Некогда мне. У меня тысяча дел, которые никто за меня не сделает.

— А это тоже дело. Может быть, даже самое важное.

— Какое? — Он нахмурился, сосредоточиваясь.

— Дать счастье другому человеку.

Он внимательно посмотрел на меня и поставил рюмку.

— Насколько я понимаю: мы соперники?

— Нет, — сказал я. — Я не соперник. Она никогда не хотела меня убить.

Ехали мы в молчании. Кузнечик сидел рядом, но у меня было впечатление, что его нет. Я понял: он выключился из реальности и пребывал в своих делах.

— Вы где работаете? — спросил вдруг Кузнечик, возвращаясь в машину.

— Я — технический переводчик. Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший, — догадался я.

— Нет. Я подумал: это мы все сумасшедшие, — он кивнул на тротуар, где текла река пешеходов. — А вы совершенно нормальный человек.

Я остановил машину против большого красивого здания.

Кузнечик выбрался из машины и пошёл, чуть склонив свою крупную голову.

Я вздохнул. Потянулся к заднему сиденью, взял папку и пристроил её на колене.

Кузнечик оглянулся и подошёл к моей машине.

— Что вы ждёте? — спросил он.

— Вас.

— Убить?

— Нет. Чтобы отвезти вас домой.

Я жду так часто, что это превратилось у меня в безусловный рефлекс.

— Не надо, — сказал Кузнечик, удивившись. — Большое спасибо. Я сам доберусь.

Он улыбнулся мне, чуть приподняв лицо, трепеща ресницами. Потом повернулся и пошёл — одинокий и непостижимый. Звёздный мальчик. Инопланетный человек. Он делает своё дело и не входит ни в чьё положение. Поэтому Кира выбрала его, а не меня. Хотя, объективно, я более красивый и положительный и предпочитаю порядок тотальному хаосу.

Через месяц случилось то, что должно было в конце концов обязательно случиться. Меня выгнали с работы.

Мой начальник Лебедев сказал, что у него нет другого выхода, поскольку если он не выгонит меня, то вышестоящий начальник выгонит его. А он, Лебедев, к этому морально не готов.

Я сказал:

— Извините, что я тратил ваши нервы.

Я рассчитывал, что моя покорность смутит Лебедева и он отменит своё решение. Но Лебедев пожал плечом и сказал:

— Каждый человек тратит другого человека. Это и называется жизнь.

По тому, как он говорил со мной, вежливо и остраненно, я увидел, что он уже сбросил меня со счётов. У него уже есть на примете другой переводчик, которому обещано моё место. Может быть, он уже сейчас сидит в раздевалке и ждёт, когда я уйду.

Я вышел от Лебедева. Перед его дверью сидела секретарша Роза. Прошлое лето я вывозил её с семьёй на дачу.

— А меня выгнали, — сказал я Розе.

Я мог рассчитывать на то, что Роза бросит все свои дела, выведет всех сотрудников на улицу и они пойдут перед издательством с лозунгами и транспарантами.

— А за что? — спросила Роза.

— За то, что я ничего не делал…

— А…

Организовывать забастовку Роза не побежала. Осталась сидеть на месте.

— А на что ты будешь жить? — спросила она.

— Что-нибудь придумаю…

Роза задумалась. Её лицо стало сомнамбулическим. Видимо, она мысленно изыскивала средства, на которые бы она существовала, если бы её выгнали с работы.

Тамара стояла возле плиты и готовила ужин: жарила яичницу с докторской колбасой.

В кухню вошла её десятилетняя дочь Катя.

— Мне грустно! — воскликнула девочка. Её голосок прозвучал пронзительно, как крик птицы.

— Это нормально, — объяснила Тамара. — Человеку не может быть только весело. Если это не идиот, конечно.

Катя постояла и ушла.

— Тамара, — сказал я, — одолжи мне денег.

— Я же при тебе купила эти колотырки. Весь аванс ушёл. Я сама думала: у кого бы перехватить. Честное слово!

Тамара показала мне искренне вытаращенные глаза.

— Я верю, — сказал я. — Извини, пожалуйста.

В кухне появился её муж Лёвка. Он был заспан и одет, как беженец. Он любил спать среди дня.

— Ты чего не раздеваешься? — спросил Лёвка.

— Я на минуту.

— Зачем ты её возил? — Лёвка глядел на меня с брезгливым любопытством.

— Она попросила, я и повёз.

— Лева! Ну я же тебе объясняла: мне надо было исключить! — вмешалась Тамара.

— Она же истеричка. В следующий раз она тебя в морг потащит. Тоже поедешь?

— Наверное, — я пожал плечами.

— Зато теперь я спокойна, — сказала Тамара.

— Можно было успокоиться меньшей ценой.

— Это тебе всегда все удаётся даром, — сказала Тамара. — А я всегда плачу втридорога за все: и за туфли, и за покой.

— Ты платишь, когда можно и не платить. А почему? Потому что у тебя низкая разрешающая способность мозга.