Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 1

— Не сказал. Сказал только, что он дома.

— Кто это, Джудит? — сгорала от любопытства Хетер.

— Всего лишь Эдвард Кэри-Льюис. Я думала, он еще во Франции.

— Тогда позвони ему прямо сейчас.

Джудит заколебалась. Телефон, стоящий на столе мистера Уоррена, был единственный в доме. Хетер поняла причину ее нерешительности.

— Папа возражать не будет, правда, пап?

— Конечно, нет. Пожалуйста, Джудит, не стесняйся. И он поднялся на ноги.

Джудит была страшно смущена:

— Ах, я прошу вас, вам вовсе не нужно уходить. Ничего личного, всего лишь Эдвард.

— Я передохну минутку. Закончу потом. А сейчас пойду выпью пивка…

Хетер, сверкая черными глазами, сказала:

— Я схожу на кухню и налью тебе кружку. Джудит, давай сюда свой рюкзак, я повешу наши купальники сушиться.

Проявляя истинный такт, отец и дочь дружно поднялись по лестнице наверх и оставили ее одну. Джудит проводила их глазами, затем села за стол на место мистера Уоррена, подняла трубку старомодного телефона и продиктовала телефонистке номер Нанчерроу.

— Алло.

Это был Эдвард. Она сказала:

— Это я.,.

— Джудит!

— Я только что вернулась. Мистер Уоррен передал мне, что ты звонил. Я думала, ты еще во Франции.

— Нет, я приехал в четверг и оказался практически в пустом доме. Ни мамы, ни Джудит, ни Лавди. Мы с папчиком ведем тут холостяцкую жизнь.

— Но ведь Лавди вернулась.

— Да, но я почти не вижу ее. Она целый день пропадает на конюшне, объезжает нового пони.

— Хорошо отдохнул во Франции?

— Изумительно! Хочу тебе рассказать. Когда ты вернешься?

— Еще только через неделю.

— Я не могу столько ждать. Давай встретимся сегодня вечером. Я подумал, почему бы мне не приехать на машине в Порткеррис, мы могли бы сходить куда-нибудь выпить. Уоррены не будут против?

— Нет, конечно.

— Тогда, скажем, в восемь часов. Как тебя найти?

— Спустишься по холму и направишься по дороге на порт. «Бакалейная Уорренов», это сразу за старой Рыночной площадью. Магазин будет закрыт, но дверь с торца дома всегда открыта, войдешь через нее. Ярко-голубая дверь с медной ручкой.

— Ошибиться невозможно. — По его голосу было слышно, что он улыбается. — В восемь. Увидимся.

И он положил трубку. А Джудит продолжала сидеть у телефона, мечтательно улыбаясь, прокручивая в мыслях все сказанное им и вспоминая интонацию его голоса. Он едет. Хочет рассказать ей о Франции. «Я не могу столько ждать». Он хочет видеть ее. Он едет.

Переодеться, принять ванну, промыть волосы после морской воды. Надо поторопиться. С новыми силами она вскочила со стула и побежала вверх по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки подряд.

Джудит сидела у себя в спальне и подкрашивала губы, когда вдруг услышала, как из-за угла завернула машина и остановилась у закрытых ставнями окон бакалейной лавки. Она отложила помаду, распахнула окно и, высунувшись наружу, увидела внизу синий «триумф», из которого вылез длинноногий молодой человек. С мягким металлическим звуком захлопнулась дверца.

— Эдвард!

Он замер, услышав ее голос, потом посмотрел наверх. С высоты он казался коренастее.

— Ты точь-в-точь Рапунцель [49], — заявил он, — Спускайся.

— Я мигом.

Она подхватила свою белую сумочку, кинула последний беглый взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Пробежала по пролетам лестницы, отворила синюю дверь и очутилась на улице. На мостовой, еще не успевшей остыть от дневного зноя, лежали длинные тени; Эдвард ждал ее, прислонившись к сияющему капоту своего автомобиля. Он протянул руки ей навстречу, она подошла, и они поцеловались, сначала в одну щеку, потом в другую. На нем были ржаво-красные холщовые штаны, сандалии на веревочной подошве и белая с голубым рубашка апаш. Рукава закатаны до локтей, кожа покрыта густым загаром, а волосы выгорели на средиземноморском солнце.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она,

— Ты тоже.

Его простецкий вид успокоил ее и прибавил уверенности; сама она не поддалась искушению вырядиться как на парад и после ванны просто надела чистое бумажное платье, голубое в белую полоску, и белые легкие туфли на босу ногу.

— Завидую тебе, — сказал он, — по-моему, ты умудрилась загореть больше, чем я.

— У нас стояла дивная погода.

Он оторвался от машины и принялся, заложив руки в карманы брюк, разглядывать фасад высокого, узкого каменного дома.

— Как, должно быть, приятно жить в таком чудном месте!

— С этой стороны дом трехэтажный, а сзади — только два этажа, — стала объяснять она. — И комнаты находятся на разных уровнях. Наверно, это потому, что, как и весь город, дом стоит на склоне холма. Кухня находится на втором этаже сзади, и оттуда выходит дверь во двор, где миссис Уоррен выращивает в горшках цветы и развешивает белье после стирки. А сада у них нет.

— Я удостоюсь приглашения войти?

— Конечно, если хочешь. Но дома никого нет. На регбийном поле сейчас летняя ярмарка, и Хетер с родителями пошли туда — кататься на каруселях, сшибать кокосовые орехи [50]и выигрывать призы.

— Розовых плюшевых слоников?

— Вот-вот, — рассмеялась она. — А Джо — это брат Хетер — отправился с друзьями на вечеринку.

— Итак, куда мы отправимся? Какое ночное заведение модно в этом году?

— Не знаю. Может, пойти в «Старый баркас»?

— Отличная мысль! Сто лет там не был. Пойдем и посмотрим, как там. Поедем на машине или прогуляемся пешком?

— Давай пешком, это ведь совсем близко.

— Тогда — en avant! [51]

И они неторопливо пошли бок о бок по узкой улице, что шла под гору к спасательной станции и гавани. Джудит вдруг спохватилась.

— Ты чего-нибудь поел? — спросила она.

—Ачто, у меня такой голодный вид?

— Нет. Но я прекрасно знаю, как и ты, что в Нанчерроу ужинают в восемь, поэтому мне подумалось, что ты, вероятно, пропустил ужин.

— Ты права, я не ел, но и не хочу. Я пришел к убеждению, что дома мы слишком много едим. Все дело, видно, в кулинарном искусстве миссис Неттлбед. Для меня загадка, как это родителей до сих пор не разнесло вширь — лопают по четыре раза на дню и не прибавят в весе ни унции!

— Дело все в такой штуке, которая называется «метаболизм».

— Где ты подцепила это ученое словечко?

— О, мы получили хорошее образование в «Святой Урсуле».

— Хорошее образование… — повторил он. — И разве не замечательно — знать, что все это «хорошее образование» уже позади? Когда я закончил Харроу, я поверить не мог, что это конец. Вскакивал по ночам в холодном поту — меня мучили кошмары, что мне предстоит возвращаться в школу.

— Да будет тебе! Неужели все было так плохо? Держу пари, у тебя всякий раз слезы наворачиваются, как услышишь мальчишеские голоса, поющие старые школьные песни.

— Ничего подобного. Хотя, может, так оно и будет, когда мне перевалит за пятьдесят.