Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— Господа рыбаки! Уймитесь, наконец! Чай стынет, рыба обугливается! Оставьте немного азарта на вечерний клев!

— Эх, сухопутная ты душа, Сергей ибн Андрей! — проворчал Лещинский, но полез из воды, сматывая удочку. В этот момент Кривонос подсек очередного хариуса, но в полете тот сорвался с крючка и упал обратно в реку.

— Ах ты гад, ушел! — воскликнул Аркадий Алексеевич, глянул бешено на Карцева, но опамятовался и нервно рассмеялся: — Что ж, всех рыб не переловишь…

И тоже пошел к берегу.

— Хороша страна Алжирия, — тем временем вещал Станислав Казимирович, мостясь на добытой Сергеем в логу валежине, — а Сибири лучше нет! Тут тебе и солнышко, и водица, и рыбка, и лесок — лепота-а! Дай-ка, кстати, опалишку: как она у тебя получилась?

Карцев выдернул один из прутьев по обрамлению костра, на которых тушил потрошеных хариусов, и подал ветерану со словами:

— Я так понимаю, Станислав Казимирыч, Вы купаться уже передумали?

— Передумал! Есть что-то очень хочется… О-о, ты ее сразу и посолил — знатно! Теперь бы еще хлебца с лучком…

Карцев, улыбаясь, подал и это, заранее порезанное, и спросил:

— А может и гарнирчику? В виде перловой каши?

— Вот уж кашу ешь сам, — подключился к застолью Аркадий Алексеевич. — Он рыбу не только не ловит, но даже не ест, — обернулся он Лещинскому и пояснил: — Костями давится…

— Нет, если осторожно, то я могу… — вяло возразил Карцев. — Но лучше не буду…

— Бедняга! — искренно посочувствовал ветеран. — Такого удовольствия себя лишаешь…

— Между прочим, монголы тоже рыбу не едят, — заметил Кривонос, обсасывая перышко хариуса. — Рыба в их реках совершенно непуганая. Вот уж где мы порезвились…

— Это ты без меня туда успел? — удивился Лещинский. — Когда и где?

— Два года назад вернулся… А работал в Западной Монголии, на продолжении нашего Алтая. Горы там, конечно, не чета здешним: сейчас и вспоминать жутковато. Зато обнаженность на хребтах почти стопроцентная. Но об этом лучше вечером поговорить, не торопясь. Маршрут-то наш продолжать треба… Налей чаю, Сергей…

— Удвойте внимание, коллеги! — предупредил Лещинский перед очередным скальным обнажением. — Я готов согласиться с Сергеем Андреичем, что до сих пор мы наблюдали набор метаосадочных пород, каждой из которых можно, при желании, отыскать аналог в разрезе Восточной зоны… Но сейчас вы увидите совершенно уникальные породы, хотя тоже метаосадочные, и, уверяю, что аналогов им на востоке не найдется… Причем, далее среди них будут и пачки вулканитов.

Не доходя метров двадцати до скального пояса над излучиной реки, они остановились. Картина пред ними была идеальна: на толще серых доломитов, по которой они последнее время шли и среди которых наблюдали столбчатые строматолиты ориентировочно среднерифейского возраста, залегала толща рыжеватых метапесчаников, отчетливо слоистых и совершенно однотипных по всей длине обнажения. Слои падали на запад под углами двадцать пять-тридцать градусов к горизонту. Тем не менее, что-то в них показалось Карцеву странным, но что, он не осознавал.

— Черт побери! — вдруг произнес Лещинский. — Да это же шарьяж! Натуральный тектонический покров! Посмотрите, какая в этих песчаниках великолепная изоклинальная складчатость! Как же я тогда ее не заметил…

Враз у Карцева чуть сместилось зрение, и он явственно увидел кое-где в слоистой толще клиновидные замки лежачих складок, крылья которых падали почти однотипно, но лишь почти, с разницей в пять градусов…

— А вот и зонка тектонического меланжа! — как ребенок обрадовался Лещинский, почти подбежав к обнажению и тыча молотком в район пологого контакта песчаниковой и доломитовой толщ. Из-под молотка сыпалась сажистая токочешуйчатая крошка.

— Вот она, повсеместно между ними, при мощности десять-тридцать сантиметров! Явный шов надвига! Ну, Сергей Андреич, — повернулся маститый геолог к Карцеву, — в точку ты угадал! Есть надвиг между вулканитами и осадочной толщей! Посрамил ты нас, серых!

— Да что ты расшаркался, Станислав Казимирыч? — возмутился Кривонос. — Ну, есть здесь надвиг, хотя еще неизвестно какой амплитуды… Но при чем тут вулканиты? Где ты их видишь?

— Будут, будут вулканиты, Аркадий, — чуть брюзгливо заверил Лещинский. — Можно подумать, ты в «рыжей» толще метабазитов не видывал…

— Видел, — согласился начальник Борисихинской партии. — Но в их контакты с метапесчаниками особо не вглядывался… А вот сейчас хочу посмотреть!

— Да тектонические они тоже, Аркадий, — тоном провидца рек Лещинский. — Не зря мы, как ни старались, не смогли пачки вулканитов внутри «рыжей» толщи откартировать — только цепляли их фрагменты… А вот что же эту толщу так перемяло, спрессовало и переместило? Уж не базит-гипербазитовая ли пластина? Как ты думаешь, Сергей Андреич?

— Я весной вам говорил и сейчас повторю, что здесь должна обнажаться обдуцированная океаническая кора — естественно, базит-гипербазитовая в своих низах. Но стоило бы все-таки на нее посмотреть воочию…

— Увидим, все увидим, коллега Карцев, — благодушно улыбнулся Лещинский. — Но не сегодня, а завтра. Пока же давайте завершим наш первый маршрут на Тиринде — он, по-моему, оказался весьма и весьма продуктивным…

В глубоких сумерках тяжело нагруженные камнями и рыбой геологи увидели за очередным поворотом реки, на другом берегу, костер.

— Эге-гей, Веня! — закричали разом Лещинский и Карцев. — Греби сюда!

— Вы чего так поздно! — откликнулся Веня. — У меня уха почти остыла… А греть ее нельзя!

— Ты греби-и… Мы и холодную съедим!

Через пять минут резиновая лодка с Веней вышла к их берегу, но ее все же снесло метров на тридцать. Карцев, загодя сбросивший рюкзак, двинулся к Вене широким шагом: помогать тащить лодку против течения.

— Да я бы и сам справился, Андреич, — встретил его Веня.

— Все равно ее дальше тянуть, а то пронесет мимо лагеря, — резонно возразил Сергей. — Из рыбы, поди, уже штабель сложил?

— Хо, хо, штабель! — осклабился Веня. — Но с полбачка засолил и на уху хватило. К тому же я таймешонка поймал. Слышь, Алексеич! — позвал он. — Я хар-рошего таймешонка выдернул, килограммов на пять!

— Я и не сомневался, Веня, — довольно откликнулся Кривонос, — что ты здесь время не теряешь… Что, выше хотите подняться? Тогда грузим рюкзаки и бредем за вами…

— Много песен я слышал в родной стороне, — вдруг начал звучно Карцев. — В них про радость и горе все пели…

— Но из песен одна в память врезалась мне — поддержал Веня…

— Это песня рабочей артели-и-и-и! — вывели оба и грянули: — Э-эх, дуби-инушка-а, уухнем! Э-эх, родима-ая, сама пойдет. Поде-ернем, поде-ернем, да у-у-ухнем!!

Улеглись по спальникам запоздно, вдоволь насидевшись у костра и наговорившись. Были тут и воспоминания: Кривоноса о Монголии, Лещинского об Алжире, Карцева об Урале и Вени об армии… Был острый диспут об итогах сегодняшнего маршрута, переросший в спор о целесообразности внесения поправок в легенду Борисихинской площади, а затем дискуссия неизбежно стала шире, перейдя на обсуждение теоретических основ современной геологии: все тех же фиксизма и мобилизма. Веню от их разговоров вконец сморило, и он ушел спать, а они все ярились и аргументировали, а когда аргументы не проходили, то вновь ярились…