Антон Мухачёв - Путевая книга заключённого - Лефортовский дневник

Во время ужина оказалось, что за одним столом мы вдвоём не помещаемся. Пришлось кушать на койках. Телевизор же хоть на полке и поместился, но места для антенны уже не было. Зато пространство для спорта во дворике прибавится. Лучше обращать внимания на плюсы. Тут и так всё не так.

Уехал китайчонок, заехал ингуш. Оказался младшим из братьев Картоевых, проходящих по делу о взрыве «Невского Экспресса». Также не курит и также увлеченно читает Коран. К сожалению, поговорить нам совсем не о чем. Парень что ни на есть деревенский. Уж не знаю, какой из него «террор», больше на пастуха похож или на разнорабочего.

Ильяс рассказывает, что работал грузчиком. И так же, как и многих из Картоевых, его взяли за компанию. Не реши он заехать домой на обед, сейчас был бы на работе, а не в Лефортово. Уже в машине ОМОНовцы заметили, что спортивные штаны у Ильяса заправлены в носки. За этот, якобы, признак ваххабизма, ОМОНовец в маске разбил прикладом голову ингуша. Теперь Ильяс мучается головными болями, не помогают ни таблетки, ни молитвы.

Пару вечеров мы поговорили, всё обсудили, теперь и пообщаться не о чем. Что ж, в такой тишине опять чтиво в огромных количествах. Если кто-то не прочитал Блаватскую с Достоевским на воле, обязательно столкнется с ними в тюрьме. Идеально место для размышлений о глобальном.

Вчера снова «закусился» с властью. В иное время всё и обошлось бы, но тут я что-то не в духе был. Может от того, что писем от Любимой нет уже как две недели. Вроде бы мелочь, но здесь всё и всегда чересчур гипертрофировано.

Выкидывая вечером мусор в бачок на тележке, я что-то обронил мимо. Какую-то заплесневевшую гниль. Попроси ли бы инспектора по-человечески, может я и поднял бы мусор. Но после их шутки о том, что дескать веник был захвачен не зря и сейчас весь коридор будет мною прибран, я их просто далеко послал. Может и нахамил, не спорю, но настроения для вежливых препирательств не было. Странно, но моя грубость вызвала у них крайнее недоумение. Неужели в соседних камерах все послушные и аккуратные?

Пока думал об этом, прибежал дежурный, закатил скандал. Как я посмел не убраться за собой? Так и ежу понятно, говорю я, что сижу здесь не по своей воле. С удовольствием и в камере не убирался бы, но не жить же в грязи. А что там за дверью творится, мне по барабану. Это ваша территория, я в «хозбанду» не нанимался.

Ругались. Естественно, потребовали объяснительную. И так же естественно получили вместо неё жалобу в прокуратуру на принуждение к незаконным работам

И опять тоска…

Снова вспоминаю бывших соседей.

От Юры Гайдукова и Олега Скоробогатова меня через пару недель переселили в камеру с более скромным убранством. Там сидел юный спонсор терроризма с украинским гражданством и крупный наркодилер. Что между ними произошло до моего появления я точно не знаю, могу только догадываться. Я был ещё наивен и очень напряжён, многое пропускал мимо и только сейчас более-менее понимаю, что там могло быть.

Парню, лет двадцати, вменяли перевоз денег для "терроров". В результате, тот не только пошёл на сделку со следствием, но ещё и, будучи мусульманином, покрестился прямо в кабинете у следователей. Вроде бы те даже не поленились позвать священника.

В камере молодой бедолага постоянно лежал на койке к стене лицом. Когда ему приходилось разговаривать со вторым соседом, то сильно нервничал и говорил, что тот во всём виноват.

На следующий день юношу переселили и я, где-то на пару месяцев, остался один на один с Лисом.

Личностью этот Лис оказался любопытной.

Байкер. Переломанный в аварии и с титановой пластиной в голове. Иногда он двумя руками брал себя за голову, и мял её как кусок теста, придавая ей необычные формы. Рассказывал, что участвовал в ралли Париж-Дакар. Но не в качестве гонщика, на это ему скромности хватило, а в команде техобслуги КаМАЗов. Опоздав на старт из-за проблем с таможней, Лис вернулся из Таджикистана в Москву. Уже где-то в Московской области его взяли с сотней кило героина в фальшбортах спортивного КаМАЗа.

Но это всё, конечно же, только с его слов.

А историй Сергей Чеснов знал столько, что весь день не замолкал ни на минуту. Даже когда рисовал. А рисовал он круто! Прочитав пару моих рассказов о лефортовской жизни, он стал рисовать к ним иллюстрации. Он был Лисом, я Флаем, охрана – псами. Так, день за днём мы сближались, стали товарищами, и, как-то незаметно для меня, он принялся мне рассказывать, что если офицеры ФСБ дают слово, то они выполняют его любым способом. Дело чести и мундира. Но, в то же время, он убеждал меня и в том, что идти в «сознанку» не стоит ни при каких обстоятельствах. И тут же, вздыхая, утверждал, что родные ждут, а ради них принципами можно и поступиться.

В какой-то момент он с печалью в глазах сообщил мне, что жить ему осталось не так много. Рак крови. Было бы что, отдал бы ему последнее. А так, только яблоко в холодильнике и съели пополам.

Ещё через неделю он сообщил мне, что освобождается. То ли дело развалилось, то ли срок содержания кончилось, то ли его активировали по смертельной болезни – я так и не понял. Я тогда и сам собирался вот-вот вернуться домой. Срок моего содержания подходил к концу, предъявить мне что-то внятное так и не смогли, да и я, чтоб потянуть время, пошёл на встречу следствию и стал «лепить» такие сказки про ЦРУ и захват власти, что на допросах еле сдерживал улыбку.

Лис вышел на свободу, прихватив номер телефона моей Любимой. И вот тут-то началась жесть.

Сначала мне предъявили новые обвинения в мошенничестве. Следователь с розовыми щёчками позвал к себе на подстраховку коллегу покрупнее. Наверное думал, что я кинусь на них с кулаками. Но я сдержался, и кроме обвинений в гомосексуализме они от меня ничего не услышали. Я ушёл на 51-ю.

Конечно же, и моим рассказам про ЦРУ они не поверили, а потому своё «честное офицерское» отпустить меня тоже не сдержали. Во вранье друг другу мы были квиты. Но писем от Любимой всё не было.

И лишь через пару недель я узнал, что Лис не только позвонил жене, но и стал разводить её на деньги, набиваясь в дружбу и давя на жалость. И какие-то суммы, якобы, на наш с ним совместный бизнес уже выпросил. Дальше - больше. Преследования, звонки, попытки давления и шантажа.

«Я был вне себя» – это просто слова. Их надо умножить в сто крат. Я готов был разорвать Шакала, его кураторов и, конечно, себя дурака. Мои кулаки были разбиты об свой лоб и стены Лефортово.

В конце концов жена с помощью друзей от него отвязалась, но урок мне был огромный. С тех пор номера телефонов в записных книжках я шифровал, конверты с домашними адресами рвал, соседям не верил.