Антон Мухачёв - Путевая книга заключённого - Лефортовский дневник

Старший чеченец отрешённо смотрел в сторону, как вдруг, поинтересовался моими статьями. Экстремизм и мошенничество - воистину удивителен мир, воскликнул он. После заметил, что нынче много русских экстремистов заезжает в тюрьму:

- Раньше, - говорит, - экстремизм на чеченцев вешали, потом стали вешать терроризм. Теперь экстремизм вешают на русских, скоро будут и терроризм на вас вешать.

Я молча думал о жене с её статьей о публичном оправдании терроризма. «Уже вешают», - хотел сказать я, но промолчал. В тюрьме я научился молчать.

На Матроске мы с чеченцами попрощались, им в Бутырку, мне в «аквариум». По-пути домой бывший сотрудник как-то подобострастно сообщил мне, что старшего чеченца зовут Ахмед Шалинский и он то ли «законник», то ли вот-вот им станет. Я удивился, как они могут быть сообщниками по одному уголовному делу. «БС» промолчал.

В лефортовскую камеру я вернулся рано, но расстроился, когда узнал, что от нас отселили Профессора. Опять мы остались вдвоём с ваххабитом. И конечно же он мне подробно и доходчиво, со ссылками на богословов и цитататы из Корана, рассказал о заблуждениях моих чеченских собеседников, что были так уверены в заблуждении моего соседа.

Аллах с ними!

На улице почти лето и на прогулке мы загораем. А в камере стены настолько холодные, что я не расстаюсь со свитером. Беру его и в суд. Воду оставляю, лучше перетерпеть жажду, если в автозаке приспичит в туалет - хоть вешайся.

Из тёмного глазка «стакана» напротив в меня упёрся чей-то взгляд. Познакомились. Дядька из кингисеппской банды — рэкет, убийства и даже терроризм - свои полтора десятка строгого уже получил, в Лефортово сидит четыре года. Его сосед по камере оказался ещё круче - за убийство Ямадаева в центре Москвы отхватил двадцатку. По сравнению с ними мои дела лучше некуда. Но я и не убивал.

Доехал без пересадок, это приятно и быстро. Хотя ехать боком в «стакане» все жё неудобно — в жару задыхаешься, ноги затекают и немеют, можно даже упасть, когда выпрыгиваешь из автозака на деревянные культи, бывает жёстко укачивает. Но никто и не обещал, что будет легко.

В коридоре суда на руках Любимой я вдруг увидел Яську. Так и залип на неё, пока шёл, голова сама собой поворачивалась, и мы смотрели друг другу в глаза не отрываясь.

- Это папа, папочка! – подсказывала ей Любимая.

Я будто провалился в яму - ничего не видел и не слышал, хотя меня уже завели в клетку, и судья что-то у меня спрашивал. Начало процесса я упустил.

В этот раз судебное заседание было долгим и тягучим. Бывший заместитель, когда-то уволенный с золотым парашютом ничего «не помнил». Я не удивился, все переживают за свою задницу, с ФСБ шутки плохи, понятное дело свидетелей обрабатывают ещё задолго до суда. Шансов доказать свою невиновность всё меньше.

Назад ехал в толпе курильщиков, голова раскалывалась. Возле Тверского суда подселили Диму Барановского. Пытались засунуть его в «стакан», но тот не засовывался и скандалил. На угрозы конвоира никуда не сдвинуться с места, Дима ответил, что и он не спешит. Странно, но мент быстро сдался. Дима поехал с нами. Не раз я замечал, что он магически влияет на людей, управляет ими и, в конце-концов, добивается желаемого. С виду мягкий, но в глубине глаз сверкает металл, и длинные ресницы не всегда могут скрыть его блеск.

Дима с нескрываемым удовольствием записал детали моей стычки с Фисюковым и пообещал распространить эту историю через свои каналы. Я рад, быть может этот винтик системы когда-нибудь всё-таки сорвёт свою резьбу и отправится на почетный покой.

Оставшийся путь я слушал варианты исхода своего дела, Дима с невероятной скоростью придумывал, как мне избавиться от обвинений. Вот же человек! У самого проблемы на семь лет и выше, а его заботит мой расклад. И тут он предложил мне перечислить на счёт несколько миллионов рублей, дабы все претензии потерпевших исчезли. Я сразу и ответить ничего не смог.

- Дима, зачем тебе это?

- Мы же в одной лодке, Антон.

- Но я не виноват и не брал ни копейки, зачем им что-то переводить?

- Не будет иска, не будет и дела. А выйдешь — вернёшь.

Я задумался - деньги немалые, возможный срок тоже, но такая зависимость меня пугала. Дима не филантроп, он кукловод, вон как мастерски манипулирует конвоирами. Я же вдоволь побыл марионеткой на кирпичном заводе, места от нитей до сих пор кровоточат.

Я пообещал Диме подумать над его предложением.