Лучия Деметриус - Избранное

— Эгон, ужинать! Эгон, уже восемь часов!

Она не ленилась и двадцать раз выйти на порог, чтобы позвать его все тем же тусклым, тихим, глухим голосом. В конце концов доктор, грустный, молчаливый и продрогший, входил в дом.

Такое положение не могло долго продолжаться. Таубер нашел выход. Отдельные дома, где жили малочисленные семейства, передавали семействам многодетным или учреждениям, нуждавшимся в более просторном помещении. Бывших жильцов переселяли в меньшие дома или оставляли им полквартиры. Таубер начал исподволь готовить к этому свою жену.

— Вот увидишь, нам придется покинуть дом. По их мнению, он слишком велик для двоих. Кто знает, в какую даль нам придется перебираться.

— Это из нашего дома? — спросила разъяренная Минна.

— Да, да! Вот увидишь. Надо бы принять меры.

— Какие?

— Мы поселимся в верхнем этаже, а на первый пустим жильцов.

— В наш дом пустить чужих людей?

— Если не хочешь, то они поселят сами.

— А кого ты хочешь поселить?

— Не знаю.

После бесконечного повторения этого разговора, который всегда заводил Эгон, ему вдруг пришла блестящая мысль:

— Госпожу Вебер.

Минна на минуту застыла, открыв рот от удивления и возмущения.

— Кого?

— Госпожу Вебер! — спокойно ответил муж: он уже был готов отразить атаку.

— Эту… эту мужичку? Эту кобылу? Твою приятельницу?

— Хорошо. Если ты не хочешь принять достойного, аккуратного, порядочного и воспитанного человека (Эгон подчеркивал каждое слово), тогда мы подождем, когда нам поселят семью, где будут дети, которые поднимут невероятный шум и все переломают. Пусть живет семья, с которой ты будешь ссориться каждый день, которая будет ходить на кухню во время твоего отсутствия, воровать из кладовки продукты и не платить за квартиру. А то и вовсе отберут дом и переселят нас куда-нибудь на окраину! Хорошо, подождем!

Минну поразила картина, нарисованная мужем. Хотя она и протестовала, но постепенно стала свыкаться с его предложением. Да, он, конечно, прав, госпожа Вебер платит за квартиру вовремя, гости у нее бывают редко, она чистоплотна и одинока. От целого семейства только и жди, что беспорядка и грязи. Кроме того, она целый день на работе, ей некогда будет долго разговаривать с Эгоном, который к вечеру устает и рано ложится спать. Быть может, она будет делать и кое-какие закупки, ведь теперь у них не стало кухарки, а у нее, Минны, так болят ноги.

Наконец Минна заявила, что она решилась, но хочет обсудить этот вопрос с самой Анной Вебер и поставить ей некоторые условия.

Анна Вебер была уже в курсе дела. Когда Минна Таубер второй раз в жизни вошла в желтый домик в глубине сада, уже без шляпы, но с тем же воинственным и надменным видом, Анна торжественно приняла ее, детально обсудила с ней этот важный вопрос, делая вид, что не совсем согласна с ее условиями, на самом же деле соглашаясь со всем, на чем особенно настаивала Минна.

Семья Таубер перенесла мебель из столовой в холл второго этажа, ликвидировала врачебный кабинет, продав все оборудование, и соединила гостиную с рабочей комнатой. Самой сложной проблемой оказалась кухня, Минна хотела содрать со стен кафельные плитки и облицевать ими кладовую на втором этаже, намереваясь устроить в ней вторую кухню. Она настаивала на своем до тех пор, пока приглашенный для этого рабочий не сказал ей, что по меньшей мере половина плиток будет разбита; тогда она удовольствовалась тем, что сняла со стен полочки. Анна Вебер должна была понести самые большие расходы в своей жизни: купить другие полочки и установить под лестницей цинковую ванну.

Однако все шло не так, как предполагала Минна. Эгон на ее зов не являлся из сада, а когда возвращался домой, подолгу задерживался на первом этаже. Голос его жены методично, как бой часов, звучал на лестнице:

— Эгон, ужинать! Эгон, уже восемь! Эгон, уже четверть девятого!

Но Эгон не отвечал и не торопился подняться наверх. Потом он наконец одолевал лестницу своими отяжелевшими ногами и терпеливо сносил бесконечные попреки Минны.

Анна снизу слышала ее непрерывное ворчанье и изредка голос доктора, звучавший громко и гневно:

— Хватит, Минна, довольно!

После этого наступало молчание.

— О чем ты говоришь с ней, о чем говоришь? О чем ты можешь разговаривать с этой примитивной женщиной? — зудела до бесконечности Минна. — Разве ты не знаешь, что я готовлю, что ужин остывает, становится невкусным. Ну о чем можно с ней говорить?

Иногда доктор снисходил до того, что отвечал монотонным голосом:

— Она прекрасная женщина, умная, прекрасно воспитанная. Она очень уважаемый человек.

Минна пожимала плечами и иронически улыбалась.

— Поэтому она и не нашла себе мужа. А может, она и не хотела устроить свою семейную жизнь.

Доктор брал книгу или газету, в которую он даже не пытался вникать, потому что скоро утомлялся.

Однажды представители жилищной комиссии посетили розовую виллу и заявили, что помещение на первом этаже слишком велико для одного человека, да и на второй этаж можно еще кого-нибудь поселить.

Доктор Таубер так быстро принял решение, что испуганная Минна даже не имела возможности протестовать. Анну Вебер переселили в гостиную; ее мебель и мебель семейства Таубер передвигали с места на место, перетасовывали и оценивали, и то, что не было совершенно необходимым, удалили. Минна предпочла продать все «рыдваны». Анна Вебер собственноручно перенесла все ненужные вещи на чердак.

Теперь доктор мог проводить целые часы в комнате Анны. Ему казалось, что он сидит в собственной гостиной. Он так и заявлял Минне:

— Пойду в гостиную! — и удалялся, шаркая домашними туфлями.

Он совсем забросил сад и не чувствовал больше никакого пристрастия к цветам.

На работе у Анны Вебер все вошло в свою колею. Теперь она ежедневно возвращалась домой в четыре часа. Эгон выжидал, когда она наскоро приготовит себе обед, поест, вымоет посуду, и ровно в шесть часов отправлялся «в гостиную». С восьми часов Минна начинала волноваться и громко призывать его: «Эгон, ужинать!» — и это продолжалось и до девяти, и до десяти часов, пока Эгон не заставлял себя встать и уйти от Анны. Минна никогда не входила в комнату Анны Вебер, а та никогда не переступала порога спальни супругов Таубер.

А внизу, на первом этаже, где в холл выходили двери многочисленных комнат, поселилось странное общество ничем не связанных между собой людей. В каждой комнате жил кто-то один, не состоявший ни в каких родственных связях с соседом: телефонистка, которая, как говорили, жила до этого где-то в селе далеко от города, приехавшая сюда с сестрой, поступившей учиться в городскую школу; агроном, которого почти не бывало дома, так как он, по его словам, все время проводил «в полях»; шумная супружеская пара, которая, вернувшись с работы, всегда затевала громкий разговор: он какой-то железнодорожник, а она продавщица из большого государственного магазина в центре города, некогда принадлежавшего Рихтеру. Некоторые из них готовили на кухне, и Минна теперь горько сожалела, что не выковыряла кафель из стен, когда на первый этаж переселилась Анна Вебер.