Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

Володя в молодости

Потом мы вернулись в родной город. Когда мне было девятнадцать лет, я участвовал в экспроприации. У помещиков было много земли, власти отбирали её и делили между крестьянами. Я в этом участвовал. Секретарь партии города подумал: такой юноша, умный, активный, пошлём его в университет. Я поступил в Институт иностранных языков в Харбине. По-русски говорил свободно, но только не читал. Был такой случай. У нас в институте почти все были русские — повара, врачи, медсёстры. Даже уборщицы русские. Одна старуха мыла пол. Я шёл в туалет. А какой мужской, какой женский — не знал. Я не читал тогда. Я спросил эту старушку: «Бабушка, будьте добры, скажите, пожалуйста, где мужская уборная, а где женская». Она рассмеялась: «Молодой человек! По-русски так свободно говоришь, а даже не знаешь, где мужская, а где женская». — «Не знаю». — «Не читаешь?». — «Я неграмотный». — «Вот это чудеса! Студент свободно говорит по-русски, но не читает!». — «У меня была няня русская, но я не читал тогда». Она очень удивлялась: как так?..

А моя няня, после того как японцы ушли, поехала в Харбин. Там жили её младший брат, жена брата и племянницы. Она мне сказала: «Володя, не забывай меня. Я поеду домой. Мы победили. Японцы уже ушли. Меня ждут мои родные». Я плакал, плакал. Она сказала: «Володя, никогда не забывай, что у тебя есть русская бабушка. Россия — это моя родина. Хотя сейчас Советский Союз, но моя родина — Россия. Мои родные — русские. Не забывай никогда русский язык». Я сказал: «Хорошо».

«Надо считать русских своими родными», — сказала няня. Она дала мне такой наказ. Я сказал: «Бабушка, я никогда не забуду русский язык и русских, Россию». Я сказал ещё: «Когда я стану взрослым, поеду в Россию. Если представится возможность, буду жить у них. Я ваш язык знаю. Русские, как вы, добрые, хорошие, прямые. У меня теперь характер русского». Вот такое чувство всегда со мной. В прошлый раз, когда мы с ректором ездили в Москву, в первом университете, где мы были, сидели и разговаривали со старушками-профессоршами. Когда я услышал голоса этих старушек, сразу вспомнил мою бабушку. Я плакал, не мог говорить.

Во время «культурной революции» Советский Союз был против Китая. Много бойцов посылали в Читу. У нас думали, что Советский Союз будет воевать с нами. Я тогда был уверен, что этого не будет. Русские всё время относятся к нам хорошо, считают своими братьями и воевать с нами никогда не будут. Я тихонько это рассказал моим родным и друзьям. Не беспокойтесь, этого не будет. Трения между Китаем и Советским Союзом, я считаю, это только трения между Мао Цзэдуном и Хрущёвым. Только между начальниками Советского Союза и КНР. Начальник Советского Союза хочет стать вождем и Советского Союза и Китая. А Мао Цзэдун тоже так думает. Борьба между ними, а между народами нет никаких трений и борьбы. Дружба между народами России и Китая нерушимая, навек.

После окончания института я сразу стал переводчиком специалистов из Советского Союза. Своими глазами видел, как они самоотверженно работали. Они очень заботились о нас, о строительстве Китая. Я работал на заводе тяжёлого машиностроения в городе Фулаэрди, недалеко от Харбина. Очень большой завод. Его спроектировали с нуля, потом поставили и отрегулировали разные машины. Было больше ста специалистов, их жёны и дети жили там в гостинице. Такая хорошая гостиница, с садом. Я работал со специалистом по фамилии Рудин, он был из Москвы. Ему почти шестьдесят лет было. Он делал проект. Он хорошо относился ко мне, потому что я свободно говорил по-русски, и интонация была как у русских. Вторым специалистом был Иван Афанасьевич Мосин. Он был из Свердловска, с тамошнего завода тяжёлого машиностроения. Он приехал с женой и дочкой Тамарой. Ей тогда было десять лет. У них был ещё сын, тоже Володя. Он не приехал в Китай, учился в Свердловске. Жена Мосина считала меня своим сыном. Тогда у нас уже был голод. Каждый день выстраивались большие очереди. Мосин видел их и спросил меня: «Володя, за чем это?». Я сказал: «За продуктами». — «Почему?». — «Потому что мало продуктов. В месяц дают только четырнадцать килограммов хлеба, не хватает». И каждый день он ловил меня: «Володя, идём в гостиницу ужинать». Каждый день. Когда он был с женой в командировке в Пекине, она купила шапки — одну для своего мужа, одну для меня. Одна — дорогая, хорошая, а другая — простая, дешёвая. Хорошую дала мне, а дешёвую, простую — своему мужу. Она сказала: «Володя, я считаю, ты мой сын. А там, у нас дома, — твой брат Володя».

Когда Хрущёв поссорился с Мао Цзэдуном, консульство Советского Союза в Харбине велело специалистам в три дня вернуться домой. Все убежали. Мосина сказала: «Володя, терпи, когда я приеду домой, пошлю тебе продукты». Через год я уже работал в Гуйлине, в Гуансийском педагогическом университете. Близко отсюда, два часа на поезде. Такой голод был. Люди пухли. Каждое утро мы ходили на базар за овощами. Часто видели: лежат один-два трупа, это крестьяне умерли от голода. В другой раз — шесть-семь. Если какой день не видишь, удивляешься, почему сегодня нет. Вот какой был голод. И она мне присылала посылки. Большой ящик, почти десять килограммов. Мука, сахар и другие продукты. Я человек такой: другие преподаватели тоже голодные. Каждый раз я варил еду, раздавал другим. Одному миску, другому — не меньше десяти. Кушайте, пожалуйста. Как раз, когда третья посылка должна была прибыть в Гуйлинь, я поехал в командировку в Харбин. У нас был преподаватель Андрей. Полукровка, мама — русская, папа — китаец. Сейчас ещё жив. Он украл посылку. В кабинете лежала записка с почты, что пришла посылка. Он её взял: «Володя попросил забрать», — и понёс на почту. Пришёл домой, стал есть. Когда я вернулся домой, сотрудник в кабинете сказал мне, что пришла третья посылка, Андрей её забрал. Я сразу к нему: «Андрей, сотрудник сказал, так, мол, и так». Он: «Нет, нет, не знаю!». Я: «Обманываешь меня?». Он сердился: «Нет, вот лежит записка». Я опять спросил: «Андрей, ну ты что, получил посылку?». Он: «Нет, нет». Я с этой запиской поехал на почту. Они смотрели, смотрели: «Да, всё правильно, посылку забрали». Я опять к нему: «Я уже на почте был». И тогда он признался: «Да, Володя, сын у меня чуть не умер от голода. Я получил посылку. Когда мой родственник пришлёт мне посылку, я верну». Вот какой ужас был. А Мосина, когда послала третью посылку, ехала на трамвае. Упала, сломала левую ногу. Лежала в больнице. А потом нельзя было писать письма. Нам дали приказ, что нельзя с ними связываться. Она умерла.

Я такой декан, я люблю родину, люблю народ. Теперь можно сказать, что пока я люблю Си Цзиньпина. А дальше, если я буду жив, посмотрю, что он будет делать. Сейчас по телевизору больше никогда не говорят: «великая Коммунистическая партия, великий вождь!». Великий, великий — больше этого слова нет. Если сейчас произнести слово «великий», это прозвучит как шутка. Все будут смеяться. Они сами не называют себя великими. Слишком много ошибок сделали. Когда в 1961 году этот голод был, много-много людей умерли. Вначале сказали, из-за плохой погоды. Но у нас территория огромная. Плохая погода в каждом году бывает. Но не бывает, чтобы во всём Китае была плохая погода. Потом сказали, что нужно было вернуть деньги Советскому Союзу. Они солгали. Так почему случился голод? Руководитель одного города отчитался: у нас муки тысяча цзиней. Другого: а у меня муки две тысячи цзиней! Третьего: а у меня пять тысяч! А на одном му невозможно вырастить столько риса. Они все просто надеялись на повышение. Мао Цзэдун виноват. Он был крестьянином. Он хорошо знал, сколько цзиней можно вырастить на одном му.