Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

Но осенью я, как всегда, вернулся и приступил к работе. У нас в университете действительно кого-то зарезали. Но не меня, а одного студента.

А меня вызвали на сцену, вручили грамоту, как «выдающемуся преподавателю», и наградили деньгами.

— Так держать! Работайте дальше! — хлопал меня по плечу ректор.

Я гадал, знает он про летний инцидент или нет?

А студенты теперь меня почему-то зовут «чжэнь лоу» — «сторожевая башня».

Я работаю в университете в Гуанчжоу.

Преподаю русский язык.

Живу в кампусе, в служебной квартире.

Но по выходным я приезжаю к себе на остров.

Здесь у меня своё жильё.

Здесь мой настоящий дом.

По утрам я ем лапшу в местной забегаловке.

Рядом в большом чане с чайным соусом варятся куриные яйца.

В деревне по соседству в земле запекаются курицы — местное блюдо.

Проезжая мимо на скутере, я вдыхаю дым с их вкусным запахом. Скутеры — обычное здесь средство передвижения. Сотни скутеров бороздят узкие улицы и переулки нашего посёлка. На машине сюда лучше не заезжать. Рискуешь надолго застрять в пробке, а то и поцарапают бока.

Купаюсь в морских волнах.

Вместе с деревенскими мальчишками изучаю боевые искусства.

Неподалёку от нашего дома есть порт.

По ночам я люблю слоняться по порту.

В детстве я любил читать Александра Грина.

Я не помню, о чём он писал.

Но я помню, что он тоже жил в порту.

Рядом со мной тёмные силуэты деревянных шхун и джонок. Изредка кальмароловка заливает меня хищными огнями своих ламп. Кальмароловка уходит в ночное. Кальмаров ловят на свет.

Длинная набережная уводит в никуда. Налетает сладкий морской ветер. Иногда в кустах раздаётся писк, и дорогу перебегает крыса. Иногда мной овладевает безумие. Но о нём я не буду говорить. Всё равно нет слов, чтобы его описать.

В руках у меня неизменная бутылка настойки. Настойка глушит моё одиночество. Я жажду общения. Но где его найти в пустом ночном порту?

Я сворачиваю в трущобные переулки ближайшего квартала. Впереди призывно горят красные вывески парикмахерских. Я выбрасываю пустую бутылку в мусорный бак.

Перед входом в одну из парикмахерских скелеты брошенных на ночь тук-туков — так называют здесь моторикш.

В одном из них развалилась деваха, закинув голые ноги на руль.

— Есть у вас массаж? — спрашиваю я.

Она выдувает мне в лицо жвачный пузырь.

— Мы не делаем массаж, — мотает она головой, — мы делаем любовь.

Я не хочу любви. Я просто хочу общения. Я иду дальше.

Порт Чжапо

Ещё в одной парикмахерской я покупаю массаж. Мне делает его худая женщина средних лет с узкими полосками морщинок у глаз. Пару раз она предлагает заняться любовью.

Но я упорно отказываюсь. Мне просто нужно общение. И мы общаемся.

Она рассказывает о своей родной провинции. Сычуань — звучит аппетитно и сытно. Говорит о том, что у неё был муж. Он бросил её. После развода ребёнок, пятилетний малыш, остался с мужем. Она приехала сюда на заработки.

Я рассказываю о том, что работаю в университете. Я учитель, преподаю русский язык.

Рассказываю о России. Сейчас у нас холодно. Зима. На улицах скользко. Есть лёд. Я показываю его рукой. Лёд. Вот такой слой льда. Ещё падает снег. Снег. Сне-жин-ки.

Тёплые руки мнут мне плечи. И я засыпаю. Проваливаюсь в тяжёлый и душный южный сон.

Во сне мне снится, что я сплю. Я подросток, и я сплю на даче, которую мы снимали с родителями в Абрамцеве, но сейчас я на даче один. Я забыл закрыть замки на дверях. В дом могут забраться грабители. Мне становится страшно. Мне нужно проснуться и закрыть замки. Я делаю усилие и просыпаюсь.

И оказываюсь не на даче, а в своей университетской квартире.

Был ли я на массаже? Наверное, нет. Или был, но не в этот раз. Мне нужно вставать на занятие.

По пути я думаю, что это был страшный сон. Но обычно мне снятся интересные сны. В них я собираюсь плыть на корабле или куда-то лететь. Но сны всегда обрываются на самом интересном месте — перед отплытием или отлётом.

Так и жизнь, думаю я. Обрывается на самом интересном месте. Только собираешься сделать что-то интересное, как умираешь. Так ушли многие мои знакомые и родственники.

Но герои моей книги, университетские профессора, думаю я, не такие. Все они прожили полную, интересную и достойную жизнь. Почти всем им уже девятый десяток. Они всё успели сделать и теперь могут спокойно доживать свою старость.

Я задаюсь вопросом: зачем так жестоко и бестолково мучили людей? Мешали заниматься любимым делом и перевоспитывали. Ведь это ничего не изменило. Всё равно они вернулись к привычным занятиям. Прорвались через тернии. Профессора Юру тридцать лет заставляли выполнять физическую работу, посылали на фабрику и в деревню. Наш ректор в зрелом возрасте десять лет пас коров. У профессора Тана отняли восемь «золотых» лет жизни. Профессор Володя только в восемьдесят лет смог снова преподавать русский язык. Всех их мучили напрасно.

После урока в лифте я встречаю профессора Володю.

— Вы знаете, — говорит он, понижая голос, — трое моих знакомых открыли туристическую фирму. Один из Гуанчжоу, другой — тайванец, третий — русский. Меня берут директором. А вы будете моим заместителем. Мы будем развивать туристический бизнес.

— В России? — догадливо спрашиваю я.

— В России, — кивает профессор.

Мы выходим из лифта.

Профессор удаляется в сторону южных ворот.

Я вижу его прямую спину. Он быстро семенит ногами.

Я знаю, что всё это неправда. Очередной плод его буйной фантазии. Никакой фирмы нет. Профессор всё это сочинил.

Но я поражен его неугомонностью, его бурной энергией. Я думаю, как я ошибся насчёт спокойной старости. Всё невозможно успеть.

Профессор растворяется вдали, за южными воротами нашего университета.

Профессор Не Цзиу.

Профессор Хоу Дэфу.

Профессор Тан Юйцян.

Профессор Ху Сымин.

Профессор Сюй Линьсянь.

Профессор Чжань Дэхуа.

Профессор Чэнь Чусян.