Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Ну-ка, вылезай и иди сюда, — строго повелел усатый служитель порядка.

Павлушка, мигом посерьезнев, перелез через бревна, спрыгнул в траву и с опаской, нахмурившись, неспешно подошел к взрослым.

— Твое ружье? — вопросительно обратился к нему милиционер.

— Да, — лаконично ответил тот.

— Где взял? — полюбопытствовал высокий дядя в фуражке.

— У отца.

— А где ты живешь?

— Вон там, — Павлушка указал рукой в сторону своего дома.

— Ну, пошли в машину, поедешь с нами и покажешь, — предложил милиционер.

Двое взрослых крупных мужчин в форме и крохотный, смуглый, почти наголо обритый мальчик удалились в сторону зеленого «уазика» с голубой полоской и мигалкой на крыше, затем машина рывком дернулась и уехала.

Алеша стоял потрясенный, не в силах ничего изречь… Что ждало Павлушку? Наверно, посадят в тюрьму?.. И ведь это он виноват. Он предложил поиграть. Он радовался тяжести настоящего, взрослого оружия в руках, он попался на глаза милиционерам, и он трусливо сдал товарища. Мог наврать, сказать, что нашел ружье в кустах, мог поехать вместе с Павлушкой и признаться, что это была его затея, мог быть просто рядышком с другом в беде… Не сделал ничего. Струсил…

Но ведь так быстро все приключилось! Он растерялся и не успел ничего измыслить, поступил, как было легче всего. С другой стороны, ведь сказал взрослым правду, как и учили поступать воспитательницы в детсаду. Отмолчаться все равно бы не получилось.

Алеша подумал, что все время говорить лишь правду — не совсем хорошо. Нельзя правдивостью прикрывать трусость, нельзя, чтобы из-за твоей правды терпели, страдали друзья. Значит, говорить неправду — не всегда плохо? Почему только взрослые этому не учат?

Все же мальчик испытывал и облегчение, что для него неприятности на сегодня закончились и он может вернуться домой, ничего не рассказывая о случившемся родителям. Хранить секреты и скрывать свои чувства он уже научился.

Для Павлушки день завершился поркой. Берданка была изъята, а дядя Гоша заплатил штраф. Никто из них никогда не упрекнул Панарова в недостойном поведении. Лишь дядя Гоша порой задумчиво на него поглядывал и приговаривал: «Далеко пойдешь, парень». Алеше был невдомек смысл его слов, но он не переспрашивал.

Порка ремнем не стала для Павлушки чем-то небывалым, посему он спокойно, стоически воспринял безвинное наказание и ничуть не обиделся на друга. Или решил не подавать виду.

С приближением зимы мама Алеши забеспокоилась, что запаса дров в поленницах в сарае не хватит на две галанки и недавно поставленную во дворе, метрах в пяти-шести от дома, баню.

Новая баня пахла сосновой смолой, меж ровными венцами выглядывал не сухой, крошащийся мох, как в конюшне — кудрявилась добротная волосистая пакля, узкое оконце было плотно пригнано к пазам, низенькая дверь была обита снаружи, для тепла, старым войлочным одеялом, и острия гвоздей опасно торчали с внутренней стороны, как в воротах средневекового замка, оттого следовало очень осторожно открывать ее изнутри.

Темный предбанник из березового теса стал местом стоянки для велосипеда. На вбитых в бревна и чуть загнутых кверху «ставках» висели ножовки, двуручная пила с широкой разводкой зубьев, узкий металлический рубанок, старые камеры и покрышки. В ящиках на полу лежали топоры разных размеров и молотки, валялись гаечные ключи и россыпи саморезов и гвоздей, рядом стояли стеклянные бутылки с бензином, заткнутые тряпичными шпунтами — не совсем годные соседи для банной печки. В углу поместилась и на днях купленная стиральная машинка — плюгавый оцинкованный бак с мотором — сбывшаяся давняя мечта Надежды.

Алеша принял посильное участие в строительстве, перетаскав на чердак бессчетное число ведер с древесными опилками для изоляции и утепления через тесную дверку с фасада крутой крыши, крытой внахлест черной, лоснящейся липнущим к пальцам гудроном, толью.

Единственным недостатком бани, по мнению Панаровой, была галанка с вмазанным сбоку вместительным стальным кубом бака для горячей воды, ведер на двадцать. Галанку выложил Пегий — знаток многих не своих дел, видимо, лишь в общих чертах освоивший искусство печника. Кирпичные стенки были кривоваты, трубу повело на сторону, поддув был не ахти, тяга слабовата, оттого при топке печурка чадила. Бак нагревался долго, и нужно было сжечь три-четыре охапки дров, чтобы вода в нем загудела, застучала, забарабанила и начала редко, несмело побулькивать.

— Теперь машины две на год надо; столько жечь — денег не напасешься, — сетовала Алешина мама. — Вон, у Лизки дома котел газовый поставили, ванную, трубы и батареи по всем комнатам провели — красота! Дровами баню только протапливают раз в неделю. А так — вечером захотел искупаться, колонку включил — и в ванной кипяток сразу пошел. Живут же люди, — вздохнула она, укоризненно глядя на супруга, лежавшего перед телевизором с книжкой в руках. — А мы все на дровах да на газовом баллоне на кухне.

— Ты в своей Пелагеевке по-другому, что ль, жила? — не отрывая взгляда от страниц, равнодушно заметил Панаров. — По-черному вечно топили и речной водой полоскались.

— А вы-то, голь! — чуть не спрыгнув с дивана, горячо возмутилась уязвленная Надежда. — За всю жизнь своей бани не поставили! В общую как ходили, так и ходят. Я не собираюсь жить так, как жили! Надо жить так, как сейчас люди живут, а не прозябать… В новом году газ начнут вести, будь добр — четыре сотни только на отвод трубы, плюс на разрешения, на горелки в каждую галанку — ищи, где хочешь… Кто у нас мужик в семье? Я или ты?

Панаров неохотно вспомнил про коммерческое предложение Фролина почти двухгодичной давности. Брать в долг было не по душе — да и кто даст такую сумму? А заработать даже в горячем цеху было непросто.

Бортовой леспромхозовский «Урал» вскорости привез целый кузов ладных двухметровых березовых, сосновых, осиновых и дубовых бревен, лесорубы быстро и весело покидали их грудой у палисадника, заполучили законный флакон и уехали.

Панарова выписывала по льготной цене несколько машин дров за год: себе, сестрицам, свекрови и матери до ее отъезда с Чеканом. Знала, что некоторые конторские наживаются, зарабатывают на перепродаже, но весь положенный лимит она использовала на многочисленных родственников, лишь подчас тишком сетуя под нос: «Получают, как само собой… Хоть бы коробку конфет кто подарил».

Ни шоколадных конфет, ни хрустальных конфетниц Надежде не даровали. Старшая дочь в семье должна заботиться о младших и родителям в старости помогать. Уклад патриархальной деревенской жизни в Пелагеевке переносился на сбивавший с пути город, на житье городское с его разными возможностями, потребностями и средствами к их удовлетворению.