Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Это ваши дела, мне все едино — кто с кем и зачем, Лешк, — глядя в сторону, помолчав, неохотно вымолвил Панаров. — Предупредил — спасибо, а дальше — у каждого своя голова…

Алеша мысленно согласился с тем, что тетя Тоня бегает и все вынюхивает.

Он вспомнил, как недавно открыл ей, завидев в окно, что она стучит в дверь сеней. Поначалу громко возвестив из кухни, что родители на работе, а он болеет, кашляет, поэтому остался дома один, мальчик заслышал требовательное: «Открой-ка дверь на минуточку».

Не найдя, что вежливо противопоставить настойчивой просьбе знакомой взрослой женщины, прозвучавшей почти приказом, ребенок с опаской снял крюк.

Тетя Тоня сосредоточенным быстрым шагом, не обращая на мальчика никакого внимания, прошла мимо него вперед и принялась деловито осматривать комнату за комнатой, молчком и в спешке. Алеше не понравились угрюмое молчание и сосредоточенность тети Тони, он ушел в переднюю и встревоженно забился в кресло, всегда надежно защищавшее его в темноте. Он не видел, что женщина делает в задней, на кухне, в спальне родителей.

Через несколько минут Козляева возникла на пороге, пристально, без улыбки посмотрела на него и опять серьезным тоном повелела: «Закрой за мной».

Ребенок беспрекословно подчинился и с облегчением опустил железный крючок в петлю.

Вечером он поведал о чудном визите родителям.

— Что этой дуре нужно было? — возмутился отец, обратившись к маме. — У тебя ничего не пропало?

— Да вроде нет, — озадаченно нахмурившись, ответила та. — Сынок, ты больше никому не отворяй, когда один. Даже знакомым, ладно?

— Я уже понял, — сказал Алеша, кивнув головой.

В неписаном законе «всегда слушаться взрослых», усвоенном еще с детского сада, тоже были свои исключения. Как и во всем остальном, касавшемся непростого, противоречивого мира этих взрослых.

Спустя пару дней Панаров у колонки наткнулся на Тоньку, бодро набиравшую воду в широкие эмалированные ведра.

— Ты че к нам приперлась, когда Алешка дома один сидел? — не совсем учтиво, по-соседски поприветствовал ее Анатолий, со звоном ставя свои пустые ведра неподалеку на лавочку и закуривая.

— Как че?.. Я у Надьки утюг хотела попросить — мой сломался, — ни на миг не замешкалась и не повела бровью Козляева. — Вижу — ребенок один дома хворый. Посмотреть, все ли хорошо у него. Может, надо чего… Мы соседи или нет?

Трудно было что-то на это возразить. Панаров глубоко затянулся, выдохнул сигаретный дым и промолчал.

Странность поведения тети Тони, ее отчужденность Алеша почувствовал, ощутил кожей, но не был уверен, как точнее описать взрослым, оттого предпочел умолчать о сосредоточенности, игнорировании его присутствия, безмолвном и торопливом осмотре комнат.

Он вообще все более и более начинал сомневаться в том, что в действиях взрослых считать странным.

Осторожно наблюдать, не задавая избыточных вопросов; не принимать за непреложное всеобщее правило то, чему учат как ясному и незыблемому закону; обращать внимание на исключения, на противоречия между словами и делами; думать самостоятельно — лишь так, видно, мыслимо избежать ошибок, неприятностей и опасностей, что подстерегают во взрослом мире.

Жаль, что в книжках об этом не пишут, а родители, судя по всему, и сами не всегда ориентируются в несущем их кипучем потоке жизни.

Начать сомневаться во взрослых — значило переступить черту, отделявшую сладостную святость младенчества от горечи самоощущения как личности, значило взрослеть.

Этого Алеша еще не понимал…

Новый год вступил в бытие миллионов советских людей миллионом алых роз и укреплением трудовой дисциплины на местах.

Из разговоров родителей мальчик уже без особого удивления заслышал, что существует новоявленная злокозненная категория взрослых — «люди в штатском с корочкой», могущие кого угодно правом остановить на улице, мягко взять за рукав в магазине, исподтишка подсесть рядышком на скамье в парке либо на пустое соседнее кресло в кинотеатре и любезно, но настойчиво поинтересоваться, проницательно, по-советски вопрошающе глядя в глаза: «Товарищ, а вы почему не на рабочем месте?»

Неверный ответ на вопрос, очевидно, грозил нешуточными неприятностями, ибо Алешин папа выглядел как-то непривычно озабоченно, рассказывая по вечерам за ужином маме о своих знакомых и друзьях, уже повстречавших таинственных любопытствующих штатских.

Мама не разделяла его беспокойства.

— Вот и правильно! — с легким торжеством в голосе провозгласила она. — Алкашей всяких будет поменьше мотаться. «Химиков» с вашего завода. Порядка больше будет.

— Не с того конца они начинают порядок наводить, — скептически покачал головой Панаров. — Зенки нам запудрить хотят… Что-то там наверху творится, а этим попросту внимание народа отвлекают… Обожди еще, Леньку будем вспоминать добрым словом… Не нравится мне рожа этого Андропова.

— А у кого там рожа лучше? — не без основания заметила Надежда.

— Как бы он Союз не развалил, — уйдя в свои мысли, лежа на диване перед телевизором и задумчиво глядя сквозь экран, заявил вдруг Анатолий. — Я, когда в армии служил, прослышал от офицеров о шестьдесят восьмом в Чехословакии. Говорили: они нас с тех пор ненавидят. И вроде именно он убедил Брежнева войска ввести: тот до последнего колебался, не хотел… Там из ГДР всего роту-две немцев снять и отправить к ним надо было. Никто бы сто лет не дернулся, сидели бы тихо — они немцев исторически уважают… Что он, не знал об этом?.. Или, сука, провокатор?

— Ты бы рот поменьше сейчас открывал, — мягко посоветовала Надежда. — Толку от болтовни твоей нет, а залетишь единожды понапрасну — всю жизнь потом загубишь, не отмоешься.

— Да это я так, только с тобой да сам с собой, — вернулся в реальность Панаров и повернулся на бок, наконец заметив действие на экране.

Ничего развалить Андропов не смог либо не успел. После краткой переписки с американской девочкой с красивыми креольскими глазами, впервые пробудившей в Алеше живой интерес к девочкам его возраста как виду живых существ, и старческого ворчливого переругивания со своим о три года более дряхлым улыбчивым заокеанским оппонентом на метафизические темы цитадели мирового зла и стратегии космического оборонного добра, тот как-то быстро занемог, слег и выпал из сферы внимания Алеши.

Стараясь не выдать себя, свою новую любовь, мальчик как можно равнодушнее вскользь осторожно поинтересовался у родителей, где находится «Артек» и есть ли возможность туда попасть. На экране телевизора артековская пионерская форма очень шла темноволосой красавице Саманте.

— Ты еще маленький, сынок, — с одобрительной улыбкой приголубила, погладила его по голове мама. — Вот станешь пионером, может, тебя и пошлют… Это пионерлагерь на Черном море, в Крыму. Для самых лучших детей во всем Советском Союзе.