Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Что ты ему небылицами-то голову морочишь? — неожиданно возмутился папа. — Кто его туда пошлет из нашей дыры захолустной?

— Я просто объясняю, — стушевалась было Панарова, но тут же с готовностью приняла привычную бойцовскую позицию. — А вдруг пошлют? Ты откуда знаешь?

Ей было как-то неловко сознаться ребенку, с горящими глазами внимавшему ее словам, в том, что папа прав. Захотелось в духе эристиков настырно противоречить, идти вразрез, упорствовать и стоять на своем.

— Тебя в детстве много куда посылали? — с нескрываемой издевкой полюбопытствовал Анатолий. — На колхозное поле да в коровник вонючий?

— Что ты на свой аршин меряешь? Тогда время другое было, — обидевшись на черствость мужа, возразила никогда не сдававшаяся Надежда. — И жили мы в деревне… Вот будет учиться на одни пятерки — возьмут да и пошлют, — вновь ободряюще улыбнулась она Алеше и украдкой быстро зыркнула на мужа, изо всех сил нахмурив брови.

— Я и так на одни пятерки учусь, и фотка моя на доске почета, — горделиво возвестил мальчик, воскрешая поникшую было мечту повстречаться с Самантой Смит на романтическом черноморском побережье. — Я самый лучший в классе, мне Римма Григорьевна так сказала.

— Вот и молодец! Учись дальше на одни пятерки — станешь пионером и поедешь в «Артек», — опять угрожающе взглянув на скептически хмыкнувшего супруга, предсказала Надежда. — Если б я в детстве не мечтала из дома уехать, в четырнадцать лет бы только отца слушала — так и осталась бы в коровнике работать. Когда очень хочешь, все можно в жизни получить, сынок.

— А почему у некоторых не получается? — тотчас же, не откладывая в долгий ящик, решил осторожно подвыяснить возможные исключения из нового, наверняка такого же ненадежного взрослого канона Алеша.

— Потому что других слишком слушают, — Панарова значительно воззрилась на вынужденно молчавшего с несогласным видом мужа. — Вместо того, чтобы своей головой с детства учиться жить. И не все стараются, потому что больше всего хотят лениться, лодырничать, а не добиваться — баклуши бить, а не в «Артек» поехать.

В объективные препятствия, преграды, каковые нельзя осилить, одолеть, обойти, наконец, Надежда не верила. Привыкнув сызмала полагаться лишь на себя, вдали от отчего дома с грузом вины грешной ослушницы внутри — источником гонора, заносчивого упрямства, удерживавшего от покаянного возвращения, когда не было уж сил жить на луковице с черствой ржаной краюхой — она не сомневалась, что в восемнадцать проворонила свой шанс, не пойдя после техникума в плановоэкономический институт.

— Вот с тобой бы не познакомилась в Новиковке — точно бы уехала поступать в Оренбург! — не раз казнила она мужа. — И поступила бы.

— Мам, а я бы тогда был?.. В Оренбурге? — поинтересовался как-то Алеша.

— Конечно, был бы, сынок… Только немножко другой, — смутившись, отвела та взгляд от наивных серо-голубых глаз под короткой прямой челкой. — Скоро к тебе на день рождения приедут бабушки и привезут много подарков. И я тебе подарок купила… Но пока не покажу.

Последняя осень злосчастного умирающего генсека была мягче, чем морозистая весна. Отсутствие жесткой воли сверху в разгоревшейся было борьбе за трудовую дисциплину дало себя знать в выдохнувших с облегчением низах. До людей дошло, что с опаской ожидавшееся похолодание отменяется, неумеренное рвение особо ретивых не поощряется, преизбыточные гомон, шумиха и суета окрест этого стали как-то неуместны и даже неблагопристойны ввиду надвигавшегося события. Страна готовилась к очередным похоронам.

Бахметьевск привычно прошествовал шумливой кумачовой демонстрацией в канун Великого Октября, позже привычно собрался на городской площади под елкой на Новый год и вскорости, в начале февраля, привычно посмотрел по телевизору на траурную процессию.

В этот раз папа Алеши аппетитно поглощал свежеиспеченные горячие оладьи со сметаной.

— Ну хоть напакостить не успел, — сыто подвел он итоги правления усопшего, отставляя пустую тарелку на спинку дивана. — Хотя кто его знает?

— У него вроде почки неизлечимо больные были, — по-женски сердобольно отозвалась Надежда. — Когда ему пакостить-то?.. У нас у Гальки на работе отец от почечной недостаточности умер. Так там дома дышать нечем было. От него мочой разило за версту, и рвало все время.

— Вот так, значит, страной и управлял, — согласно заключил Анатолий. — Но, может, так даже лучше — когда не вмешиваются. Все как-то само собой к лучшему возвращается.

— Ежели не управлять, все в конце концов развалится, вразброд пойдет, — возразила Алешина мама, немного отодвинувшись от мужа. — Русский люд только из-под палки умеет жить. Вон у нас Васька, мастер, перестал на делянки с проверками мотаться — лесорубы в обед поддавать начали. Один под трелевщик, пьяный, свалился — переломало всего. Теперь из Саратова комиссия — небось, выгонят его из мастеров, если не посадят.

— Что ты сравниваешь? — принял ее слова слишком близко к сердцу Панаров. — Кто у вас в лесорубы идет? Пьянчуги да «химики» бывшие… В космос, что — тоже из-под палки полетели? А страну после войны заново отстроили?

— На одном космосе долго не протянешь, — невозмутимо заметила жена. — И на том, что сто лет назад было. Сейчас, за десять последних лет, что сделали? Слава богу, мы хоть газ в дом провели. А за водой в колонку как бегали, так и бегаем. Зимой задницы морозим… Мне четвертый десяток идет, я так всю жизнь, как маятник, качать не хочу.

— Все время ты политику к своей заднице сводишь, — успокоился, рассмеявшись, Анатолий. — Что могу — делаю… Незачем мне на Фролина кивать. Он полгода назад сухари был готов сушить. Меру во всем нужно знать, а то как по Гегелю может получиться.

— Это как? — поинтересовалась Надежда.

— Когда количество вначале перейдет в качество, а потом обратно в количество — от десяти до пятнадцати лет с конфискацией, — сформулировал тот небесспорную мысль почитаемого им диалектика.

— Пап, а мне уже девять скоро будет, — решил к месту включиться во взрослый разговор о количестве лет Алеша.

— Еще не скоро, осенью, — сдержав смех, чуть улыбнулась ему мама, весело переглянувшись с отцом.

В феврале вместо обыкновенных безудержно яростных вьюг, слепящих буранов, неуемных низовых метелей, быстро и уверенно заметавших город снегом по верхушки заборов, негаданно ударили сухие, неподвижные, бесснежные арктические морозы.

Каждое утро, тихонько разбуженный мамой, Алеша первым делом бежал на кухню посмотреть в окно, выходившее на восток. Ежели небо там было серовато-ясным, с голубоватыми проблесками еще горевших с ночи звезд, а над черневшими на холмах верхушками сосен начинала чуть зримо алеть, светиться тонкая пурпурная полоска, имелись все шансы остаться дома. При минус тридцати занятия для школьников младших классов предусмотрительно отменялись. Можно было не дожидаться сконфуженного объявления районного радио и снова безмятежно забраться под не успевшее еще остыть стеганое одеяло.