Галина Врублевская - Литературный автопортрет

Ну и возвращаясь к первой позиции: чтить творцов. Хотя знаменитый роман в стихах и мог бы быть прочитан без знания о жизни автора, нам важно сохранить его имя в знак уважения, тем более, что Пушкин был первопроходцем во многом. Как следует, уважения ради, знать имена авторов, встроенных в цепочку той или иной темы.

Диалоги в виртуальной гостиной

• alex_akishin

Интересная гостиная. Жаль, не пишу «женских» романов :)

Да уже как-то особо и не хочется ничего издавать. Наверное, поздно. Да и надо ли, если есть интернет-ресурсы…:) Так быстрее дойдет до читателя. Я, разумеется, только о своих :) «горе-творениях» :)

Спасибо!

Г.В. • galina_vr

Алекс, все же лучше о своих творениях говорить не с приставкой горе-, а с приставкой радости-.

• alex_akishin

Наши творения оценят читатели… Ну а я всегда не доволен своими романами, повестями и рассказами. Как повелось с Литинститута, так до сих пор…

— Расскажите, пожалуйста, о своем новом романе «Жена, любовница, подруга…»

— Этот роман задумывался как роман об упущенных возможностях в личной жизни — женщины любят между собой обсуждать эту тему: «как бы оно было, если б я вышла замуж за того, а не за этого…». Но я окончательно убедилась на этом, уже восьмом, романе, что в рамках жанра трудно глубоко зацепить тему, поэтому пришлось решать ее в пародийном ключе. Фантазии милых дам я превратила в события. Но известно, что нет ничего опаснее сбывшихся желаний, поскольку мечты сбываются слишком буквально (всегда возникают непредвиденные побочные моменты). Но признаюсь, что отыгралась я на второстепенных героинях — главная умеет любить по-настоящему!

— В одном из интервью вы сказали: «Я не пишу любовных романов». «Я ввела бы в обиход название „романтический реализм“». Не хотите рассказать подробнее, о чем идет речь?

— Надеюсь, уважаемые литературоведы не будут слишком строги к моему определению. Для меня, романтика — это изображение возвышенных сторон жизни, в частности, касающихся любви. Я приподымаю моих героинь над обстоятельствами, превращаю обычных женщин и мужчин в романтиков. Но живут мои персонажи в реалиях нашего времени и решают проблемы самого разного порядка. Отсюда и родилось — «романтический реализм». А любовные романы, на мой взгляд, — это пьесы с сексуальной начинкой на фоне холщового «задника» с нарисованным на нем садом. Замечу, что в памяти доперестроечного поколения живо еще определение «соцреализм», направление, понимаемое мною, как сочинение о жизни со сказочной идеей о построении коммунизма. (У меня в школьные годы даже была любимая книга этого жанра — «Битва в пути» Галины Николаевой). В тех книгах люди стремились к весьма благородным целям, и это возвышало их, хотя сами цели так и остались за горизонтом. Большая любовь же — цель более осязаемая, хотя тоже не всегда достижимая.

— Какую роль в вашем творчестве играет ваш родной город?

— Санкт-Петербург, где я живу, в моих книгах часто является и фоном повествования, и камертоном состояния персонажей. Известно, что Петербург очень разный: это и парадно-торжественная часть с его дворцами, проспектами и гранитной набережной Невы, и фантастатчески-жутковатые улочки исторического центра («Петербург Достоевского»), и безликие «спальные» районы. Прежде, чем начать писать книгу, я брожу по тем местам, куда собираюсь поместить главных героев. Я считаю, что очень важно место, где человек растет и познает мир. Это накладывает отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Если мой персонаж приезжает в город взрослым человеком, то обычно я также даю краткую характеристику места, откуда он родом, ведь малая родина всегда одаривает своих детей чем-то неповторимым.

— Недавно у вас вышел сборник рассказов «Еще один шанс». О чем эта книга?

— Все рассказы, разумеется, немножко о разном, но книга в целом, к счастью, «ни о чем». Порой читатели — как мужчины, так и женщины — узнают в этих текстах себя и свой мир.

— Чем, на ваш взгляд, работа над рассказом отличается от работы над крупной формой?

— Над рассказом я работаю, как часовщик над своим изделием: через лупу. Когда пишу рассказ, прорабатываю детали, но не интерьера, а малейшие движения чувств, мыслей, эмоций.

Роман я сравнила бы с построением архитектурного макета города. Раскрасишь фасады, кое-где сняв крышу, раскроешь план квартиры, иногда покажешь обитателей крупным планом, но в целом роман не предполагает изобилия деталей. Зато через большую форму легче провести тревожащую тебя идею, завуалировать ее вязью слов.

— Ваши героини — кто они? О чем мечтают? К чему стремятся?

— Мои героини — это девушки на этапе становления или женщины, переживающие «кризис среднего возраста». Они ведут поиски себя, своего места в жизни. Часто они немножко не от мира сего, «не такие как все».

Мечты у всех женщин мира на определенном этапе жизни одинаковы: поиск своей половинки! А стремления очень разнятся. Кто-то связывает свое счастье с рождением ребенка, иная стремится изведать неизведанное, очень многие направлены на карьерный рост, обретение финансовой независимости. И сочетать мечты и устремления часто бывает для женщин непросто.

— Верите ли вы в любовь? Можно ли сохранить любовь навсегда?

— Верить или не верить можно в идею, а любовь, слава Богу, можно познать. Что касается — «навсегда», затрудняюсь ответить. Мы меняемся, меняются наши спутники жизни, приобретают новый оттенок чувства и отношения. И, если повезет, то пылкая влюбленность со временем переходит в уютный костерок домашнего очага.

— Ваше отношение к «хэппи-эндам»? Должен ли у книги быть счастливый конец?

— Это самый трудный из вопросов или, точнее, трудна проблема. «Хэппи-энд» — такая тонкая штука. Но он, как всякий «энд», как трагический конец, должен быть логическим завершением всего происходящего в романе.

В одном из своих романов я нарушила это правило, печальный финал не был подготовлен, как следует, и читатели этого романа, перевернув последнюю страницу, чувствуют себя обиженными и даже обманутыми. А Льву Толстому никто в укор не поставит, что Анна бросилась под поезд. Ей должно было покончить с жизнью по морали того времени, и уже на первых страницах Толстой вывесил «ружье» — задавленного вагоном мужичка.

Так что книга не обязана счастливо завершаться, но финал обязан органично вытекать из всего текста, но при этом иметь элемент неожиданности.