Галина Врублевская - Литературный автопортрет

— Главный герой вашего романа — всегда женщина? Есть ли у вас книги, где главный герой — мужчина? Планируете ли вы написать такую? Может ли вообще автор писать «за другой пол»?

— В первом романе «Половина любви» мужчина и женщина, главные персонажи, нарисованы почти с одинаковым вниманием к каждому. Роман в одном из промежуточных вариантов назывался «Игрек плюс», где Игрек было названием фирмы, производным от имени героя Игорь. Этот роман для мужчин-читателей, возможно, даже интереснее, чем для женщин (в одном из издательств, где я получила в свое время отказ, он был отнесен к социально-психологической прозе). В него кроме непременной истории большой любви вошли картины жизни научно-исследовательского института, трудности становления бизнеса и даже элементы философии хаоса. Но в дальнейшем я облегчила содержание своих книг, чтобы не обманывать ожидания читательниц — ведь мои романы волею судьбы и книжного рынка издаются в женской серии.

В том, чтобы писать всю книгу «за другой пол», я смысла не вижу: мужчины за свой пол напишут лучше, особенно в том, что касается их физиологии. Однако при написании романа эпизодически встаешь на позицию мужчины. Замечу также, что мужской и женский миры не антагонистичны, их можно представить в виде пересекающихся множеств. Графическое изображение этой схемы сходно с переплетенными кольцами новобрачных на свадебном автомобиле. И в общей сфере мужских и женских интересов я буду понята представителями любого пола, от какого бы лица я ни вела разговор в своей книге. А, сместившись в сугубо женскую часть колечка, я могу поговорить о нашем, о девичьем.

— Вы пишете: «буквальная „правда жизни“ в искусстве неприемлема». Не хотите прокомментировать?

— Говоря о неприемлемости «буквальной правды жизни», я имела в виду использование в тексте редкостных случаев из жизни. Они часто воспринимаются читателем как натужный вымысел автора, потому что противоречат опыту самого читателя (а также его ожиданиям). В упомянутом выше романе я вставила один эпизод из жизни: на почти остановившем свою деятельность предприятии, в опустевшем цеху, из тумбы письменного стола мастера выскакивает мышь. Несколько знакомых читателей говорили мне «не верю», хотя факт был взят реальный.

В романе важно «правдоподобие» как правда более высокого уровня.

— Вы — инженер-акустик, закончили Кораблестроительный институт. Не расскажете нам об этой специальности?

— В романе «Завтра мы будем вместе» моя героиня в первых главах является студенткой морского техникума. Она попадает на практику на военно-морской полигон и делится своими впечатлениями (роман написан от первого лица):

«Мне надо было управляться с двумя студийными магнитофонами. Один огромный, как кухонный стол, другой поменьше, похожий на настольные часы, — стоял на особом стеллаже. Вместо стрелок на этих часах крутилась магнитная лента». (О современной цифровой технике я благоразумно умолчала в романе, чтобы ненароком не выдать государственную тайну).

«…Только теперь до меня дошло, откуда брались шумовые сигналы корабля, которые я крутила на своих магнитофонах. Часть пленок записывали на ходовых испытаниях в море, другие сигналы получены прямо на базе. Оказалось на дне, как здесь говорили, акватории, лежали специальные гидрофоны, снимающие шумы судна на стоянке…».

А в деятельности инженера-акустика экспериментальная часть дополняется математическими и компьютерными расчетами, с помощью которой все эти шумы исследуются. И главной задачей исследователей является устранение шумности корабля разными методами.

— Вы писатель с классическим научным образованием. Вы не думали писать научную фантастику?

— Если бы я «отдалась» литературе раньше, то возможно встала бы на этот путь. В моих ранних рассказах есть элементы научной фантастики. (В электронных библиотеках можно прочитать мою повесть «Ошибка №99»). Однако хиленькие элементы выдумки о том, как компьютер ожил и «заговорил», сегодня перестали быть фантастикой (в первом варианте этой повести вместо компьютера был использован еще термин ЭВМ). И теперь меня всякого рода полеты на ядре на Луну уже не интересуют. Мне кажется, что в сфере фантастики гораздо успешнее могут работать философы. Для меня любимым произведением этого жанра является «Солярис» Станислава Лема, дополненный замечательным фильмом Тарковского. Я бы тоже хотела написать что-нибудь этакое, вывести бессознательное героев наружу. Но форма новых сказок, таких как «Властелин колец» или «Гарри Поттер», адресована, ИМХО, юношеству или «вечным мальчикам» в душе. Чтобы писать такие книги, нужны особые навыки и проникновение в подростковую психику.

— Вы состоите в Петербургской ассоциации психотерапии и тренинга. Что это за организация? Чем занимается?

— Ассоциация психотерапии и тренинга (ныне переименованная в Гильдию) — это некоммерческое сообщество для профессиональных психологов. Я, получив в 90-е годы, соответствующее образование, имела практику частного психотерапевтического консультирования и стала членом сообщества в 97 году. Впоследствии я отошла от активной практики, но использовала имеющиеся знания и опыт в написании научно-популярных статей и книг (в основном, об интерпретации сновидений).

В Гильдии состоят как практикующие психологи, так и специалисты, занимающиеся научными исследованиями. Дважды в год проходят общие конференции-тренинги. На них представители разных психотерапевтических школ демонстрируют свои методы коллегам и всем желающим. В промежутках между этими событиями профессионалы решают свои специфические проблемы: организацию супервизий, сертификацию и т. п.

— Вы также член Ассоциации писателей Санкт-Петербурга «Соратники». Расскажите, пожалуйста, об этом.

— Это сообщество пишущих людей, объединенных вокруг журнал «Рог Борея», издаваемого за счет средств авторов. Цели и задачи, в основном, культурологические. Многие участники выступают с лекциями об известных литераторах, поэты читают свои стихи, прозаики помахивают новыми книжками. Для меня участие в сообществе является формой проведения досуга.

— Что такое юнгианский анализ? Насколько он похож на привычные нам сеансы психотерапии, как их показывают в кино?

— Очень похож на киношный! Правда, на кушетках пациенты уже не лежат, а сидят в креслах, но вопросы им задают все те же, что и великий Фрейд сто лет назад (а за ним и не менее великий Юнг). Вопросы у того и другого, как и у их последователей, одинаковы: «Что ты чувствуешь, когда обижаешься (ревнуешь, злишься)?». Но интерпретация ответов пациента разная. Фрейдист повернет клиента к мыслям об инцесте, а последователь Юнга, долго копаясь во снах человека, проведет ниточку к соответствующему архетипу-символу, из которого оба извлекут истинную проблему бедолаги.