Венсан Равалек - Гимн шпане

— Сиделка; то есть медсестра?

Не отвечая на вопрос, она провела мне по локтевому сгибу ваткой, смоченной в спирте, а я спрашивал себя: мне что, на роду написано попадать в абсурдные ситуации? Даже не думай — я оттолкнул ее, подобрал свою одежду, — чего-чего, а уколоть себя не дам, но я же сиделка, повторила она, да только я был уже у двери, у нее явно пунктик где-то в подкорке, тут уж не до денег, это было жалкое зрелище — стоит голая посреди комнаты и рыдает: Флоран, ну пожалуйста, я ведь два месяца места себе не найду, так что на деньги пришлось плюнуть, видимо, это не для меня; не бойся, я не болен, говорю, хотя кто знает, тестов не делал, и побежал вниз по лестнице, оставив ее мучиться сомненьями.

На улице, когда я садился в машину, ко мне подвалили два мужика — господи, неужели мне сейчас опять набьют морду?! Скажите, пожалуйста, — и это в полчетвертого ночи, — вы знаете парижскую церковь Христа? — слыхал о такой, ответил я, но вообще-то уже поздно, высокий сделал, виноватое лицо: ой, и правда, извините, ради бога, мы так заговорились, что совсем забыли про время — для полноты картины не хватало еще, чтобы моя старушка вышла из дома со шприцем, два чокнутых с просветленными лицами, словно пророки в начале «Загадочной звезды» [74] «Загадочная звезда» — название одного из рассказов про Тэнтэна, популярного героя комиксов. , да наркоманка, убежденная, что у меня СПИД — не хотите как-нибудь посетить наше собрание? Он записал адрес на визитке, только этого мне не хватало, и я уехал; вот так дежа-вю, совсем перетрухнул.

На следующий день у меня был выходной, я пошел за покупками и по дороге снова стал обдумывать ситуацию: да, конечно, приятного мало, но не смертельно, пора распрощаться с правосудием и эмигрировать подальше, например, на Антильские острова; дописав книжку, а сюжет был закручен мастерски, я надеялся получить достойный гонорар, триста — четыреста тысяч, что составит отличный начальный капитал, первая глава здорово продвинулась, мне аж самому нравилось, мой герои похитили полицейского, который их преследовал, а потом одного врача, крупного наркодельца, и тут я отыгрался по полной: легавого они убили, перед этим сделав ему татуировку чернилами, смешанными с кровью ВИЧ-инфицированного, а что до мафиози, он пока был жив, но ненадолго. Дело происходило в Восемнадцатом округе — во-первых, потому что я прекрасно знал район, во-вторых, потому что он был вроде как на слуху, о нем постоянно писали в газетах; в контракте я выдвину жесткие условия — двести пятьдесят тысяч при подписании и пятьдесят на пятьдесят с продаж… и тут меня отвлек от размышлений чей-то голос: здравствуйте! Перед входом в дом стояли владелец и три усача, мои вещи были сложены в коробки; наверное, он устроил пожар, повсюду кучи пепла, сказал один из незнакомцев, хозяин тем временем потребовал отдать ключи, у меня оставался только от большого окна до полу, выходящего в сади я попытался возмутиться, протестуя — мол, зимний период начинается только первого ноября, вы не имеете права, но усачи приблизились, тот, что поздоровее, дыхнул мне в лицо, в нос шибануло пивным перегаром, и пригрозил: если еще здесь нос покажешь, мол яичницу из тебя сделаем, понял? Я отдал ключ, он толкнул одну из коробок, забирай свои манатки и катись, придурок, я подчинился, взяв в охапку, что мог, но это было нереально, видимо, второй решил меня поторопить и изо всех сил отвесил пинка, так что я упал вперед, они загоготали, катись, придурок, пока мы такие добренькие. Придурок… и он туда же; дойдя до конца дорожки, я обернулся и крикнул: мы еще встретимся, козлы, но они уже зашли в дом, теперь у меня осталась только машина, гараж и коробки с барахлом. Я сел за руль и включил радио, надо с удвоенной энергией взяться за роман и как можно скорее податься на острова, похоже, здесь мне ничего не светит.

Чтобы минимизировать расходы, я решил переночевать в гараже, на заднем сиденье машины, но к полуночи стало так холодно, что я не выдержал и пошел в гостиницу, где можно было отоспаться в тепле и принять душ — у каждого из нас свой предел выносливости, я, например, не могу жить как бомж; моя палочка-выручалочка — это роман, дальше загадывать нечего, бизнесом займусь позже, когда, начну получать проценты с тиража, и, придя в нашу скромную сторожку, я немедленно принялся за дело; в тот день мадам Сарла в парке не было, так что работай хоть до самого перерыва, я открыл тетрадь, взял ручку: Шарль схватил пушку и прицелился в учителя, который потянулся за ножом. Вообще-то Шарль не собирался никого убивать. Тут сообщник закричал: «Шарль, не убивай его, а то откуда взять бабки на побег!» Но Шарль передумал и продолжал целиться в учителя из пушки . Меня прошиб холодный пот, я уже употребил целиться и пушка двумя строками выше и, перечитав несколько написанных страниц, которые еще позавчера казались мне истинным шедевром литературы, вдруг усомнился в выбранном стиле. Сюжет был классный, захватывающий, особенно сцена, когда Шарль протыкает легавому глаз иглой шприца, а вот язык казался мне тяжеловесным, недостаточно живым: Шарль, смотрел, как из глазного яблока полицейского вытекает жидкость, легавый орал «на помощь!», но Шарль не испытывал жалости, — нет, это плохо, особенно «глазное яблоко», звучит как-то нелепо, я же писал черный детектив, а не доклад по медицине, надо хорошенько отдохнуть и начать все заново.

Я заранее принял решение не давать интервью, сохранять инкогнито, но после разговора с Виктором изменил свое мнение, ведь интервью — это стержень рекламной кампании, и мы подумали, что его надо дать, но в маске — с одной стороны, это подогреет страсти, а с другой, я ведь писал о реальных событиях, о настоящих полицейских, продолжавших нести службу, так что маска не повредит.

Из-за всех этих мыслей мне все труднее было сконцентрироваться, я набросал несколько слов: Шарль приготовил большую дозу пакистанского порошка и протянул оптовику , вся фраза четко созрела у меня в голове, но, написав «дозу», я подумал, что маска, пожалуй, вовсе не нужна, ведь тогда меня никто не будет узнавать, а раз так, что толку мне от славы? Вот как я сделаю: приду в маске, а чуть позже, когда напряжение достигнет пика, сорву ее в прямом эфире — да, представьте, это я, видите, я такой же, как все, ничего особенного; иногда мне казалось, что надо себя одернуть — эй, Гастон, по-моему, у тебя мания величия, но, в принципе, что тут такого, ведь о чем постоянно трубят с экранов и со страниц газет — только об этом, о связях и о бабках, так что, приложив толику энергии и дерзости, я имел все шансы. В комнату вернулся Поль, товарищ Шарля, надо что-то решать, труп начинает разлагаться , как я ни старался, постоянно приходилось возвращаться к мерзким сценам, может, они отрежут трупу голову и пошлют министру внутренних дел? Тут Виктор заорал во всю глотку: Гастон, гляди, проститутки, целая толпа, и правда, около моста на скамейках сидели девицы, чей видок не оставлял сомнений насчет их рода деятельности, тут же толклись наркоманы, как видно, дела у них были плохи. Кто-то указал на нас пальцем, я знал одну девушку, еще с Северного вокзала, она улыбнулась и подалась немного вперед, эй, а ты что здесь делаешь? Но вдруг пришел торговец, они все засуетились, и в тот же миг появились полицейские, большой отряд, наркоманы пытались разбежаться, какой-то негр перепрыгнул через стену и здорово расшибся, рухнув плашмя на землю, нападали со всех сторон, Виктор, похоже, не понял, что это легавые, и стал свистеть в свисток, все орали как ненормальные, короче, настоящая куча-мала, в конце концов наркоманов приперли к скамье, торговец смылся, мы подошли спросить, в чем дело, один легавый обернулся и сказал Виктору: полиция, проходите, пожалуйста, мы работаем, а какая-то девка вдруг указала на меня и Виктора, мол, это они нас сдали, они вызвали легавых, моя знакомая с Северного вокзала посмотрела в нашу сторону, выражение ее лица постепенно менялось, наконец она осознала горькую правду — но почему, за что, Гастон? Мы с тобой еще поквитаемся, крикнул кто-то, я стоял открыв рот перед враждебно настроенной толпой, прямо как Иуда перед апостолами, а ведь на самом деле ни хрена подобного, я был ни при чем, но меня парализовало, я словно язык проглотил, в этот момент я думал о своем кореше без ноги в больнице, о двух сотнях, что стянул у старухи, о самоубийце в камере, цепочка наркоманов удалялась в сопровождении полицейских. Стукач. Что с тобой, спросил Виктор, плохо себя чувствуешь? Я сказал, что все нормально, просто, кажется, подхватил грипп, жутко замерз ночью.