Венсан Равалек - Гимн шпане

Дальше все шло по обычному сценарию, я сказал: может, переместимся в более спокойное местечко, она давай, я не против, и мы стали протискиваться к выходу сквозь обезумевшую толпу — по-моему, даже наглотавшиеся экстази подростки не способны на такое, наверное, это сборище пропитано кокаином, я не находил другого объяснения. По дороге китаец исхитрился прошептать мне на ухо: ода высосет из тебя все соки и не даст ни гроша, вот увидишь, не та карта, дружок, но я сделал вид, что не расслышал, стараясь восстановить дыхание и собраться — я должен оказаться на высоте, а учитывая мою измотанность, опасность фиаско была велика.

— После вас, принцесса.

Швейцар-бульдог глядел нам вслед с легкой усмешкой, веселой, мол, ночки, молодежь, должно быть, он знал мою даму, она ответила: да что ты, Альбер, в моем возрасте не до глупостей, а ведь три секунды назад на танцплощадке откровенно меня лапала; на улице нас ждала моя тачка — как удачно, что мне удалось поставить ее напротив, в этом был шик и тонкий расчет, сервис по высшему разряду, значит, можно требовать с нее по максимуму. Я открыл дверцу, чтобы она села, прошу, принцесса, сама вежливость и куртуазность, но, как известно, у кого что болит, тот о том и говорит, у меня на языке вертелся меркантильный вопрос, хотелось бы договориться насчет оплаты услуг, однако на Данфер-Рошро я сам все испортил, она спросила, где я работаю, — идеальная возможность прозрачно намекнуть: так, в общем, нигде, занимаюсь обслуживанием, в смысле составляю компанию приятным людям, если конкретнее, я — сопровождающий, меня зовут Хрусталек, но вместо этого я ляпнул что-то про бизнесмена и главу фирмы. Она жила в Альфорвилле, я свернул, чтобы проехать через ворота д’Иври и дальше по набережной, потом мы переехали Сену, на берегу какие-то азиаты возводили гигантский гостиничный комплекс в форме пагоды, тут я по ассоциации вспомнил китайца, нет, надо четко договориться — тысяча, и без оралки, это я решил заранее, но тут она сказала: теперь направо, и паркуйся, где удобно, мы приехали.

Квартирка у нее была маленькая, двухкомнатная, очень аккуратная и обставленная со вкусом, в стиле Минни, подружки Микки-Мауса; проходя мимо зеркала в гостиной, она поправила прическу, в обычном освещении ее макияж напоминал ритуальную маску, она предложила выпить, я поблагодарил, только что-нибудь безалкогольное, говорю… интересно, у меня получится, или все кончится позором, как последний раз с Мари-Пьер? К ее возвращению я решил взять быка за рога, если откажется — ради бога, но не могла же она воображать, что это бесплатно? Я провел рукой по ее груди, и она не постеснялась разыграть невинность, мол, что ты делаешь, с ума сошел, а в следующий миг уже стояла голышом, в одних стрингах, которые открывали немного дряблые подрагивающие ягодицы — честно говоря, я ожидал гораздо худшего; резкого отвращения она не вызывала, но все же была старухой, и с этим ничего не поделаешь, старость — наша общая участь, не стоит об этом забывать, ее голова опустилась к моим бедрам, я увидел макушку — волосы были крашеные, и пока она мне сосала, я думал: неужели и меня ждет такой конец, зримо представляя свое морщинистое тело в объятиях молоденькой шлюшки.

— Ну, идем же в спальню, — прошептала она, и я пошел, расстегнутые брюки болтались между коленями, она легла, и понеслось, груди у нее были очень крепкие, небось сделала пластическую операцию, доперло до меня, сиськи-то фальшивые, да, это ее кожа, но внутри — силикон или что-то в этом роде; она надела мне презерватив, и я взял ее, как ни странно, все шло отлично, я не чувствовал признаков слабости и начал ей вставлять, раз, два, раз, два, повторяя про себя: Гастон, ты ничтожество, дальше падать некуда, но в то же время все сильнее возбуждаясь, мой член становился все тверже, она закричала, о-ооо, да, еще, быстрее, а-ааа, как хорошо — боюсь, было слышно на улице, я трахал ее все быстрее и быстрее, мне стали мерещиться сцены из прошлого, женщина на ферме с огромной псиной, Патрисия на нашем вечере, ты ничтожество, Гастон, а-аа, о, да, любовь моя, я перевернул ее и мгновенно вошел сзади, прямо как в одном порнорассказе — «он пронзил ее своим твердым дротиком», я двигался будто в растопленном масле, потом заставил ее ласкать саму себя спереди рукой, а когда кончал, презерватив вдруг порвался, чпок, словно лопнул воздушный шарик, я не успел среагировать, и все попало в нее.

Несколько секунд мы лежали, прижавшись друг к другу, потом я сказал: извини, презерватив порвался; теперь, когда момент экстаза остался позади, я подумал, что, может, мы наконец перейдем к делу, но, вместо того чтобы встать, достать кошелек — возьми, котик, это тебе, спасибо, ты был великолепен, она как подскочит: что, порвался, господи, не может быть!

Да, представляешь, подтвердил я, кажется, мы с тобой перестарались, но она даже не улыбнулась, стоит, охваченная ужасом — что мне теперь делать, что мне теперь делать, — а затем пулей рванула в ванную, как будто за ней по пятам гнался дьявол, я услышал, как полилась вода в биде, потом в душе, собственно, разве я виноват, что у нее такие хилые презервативы? Виновник лежал на ночном, столике, похожий на сдутый шарик, я нашел в ящике купюру в двести франков — вот моя красная цена — и поспешил спрятать, пока она не вернулась; боже, как это унизительно. Она закурила сигарету и пристально посмотрела на меня, Флоран, говорит — я назвался выдуманным именем, оно показалось мне более шикарным — я прощу тебя честно ответить, ты ВИЧ-инфицирован?

И тут я повел себя как полный придурок. Глядя ей прямо в глаза, я сказал дрожащим голосом: да вроде бы нет, с чего ты взяла? От нового потрясения у нее задергался подбородок; ясно, значит, у тебя СПИД, и хотя я твердил обратное, ее буквально трясло, как же я не догадалась, всхлипывала она, как же я сразу не поняла. Продолжая всхлипывать — какая же я дура, что пошла с тобой, — она присела на край кровати, а я опять вспомнил тетку на ферме: Уран и Гея породили Титанов; только теперь она будто сидела тут передо мной с безумным видом, дрожа, как мотылек, увидавший пламя, и меня снова охватило уже знакомое ощущение — с тобой все ясно, ты ничтожество, Гастон, ты придурок; она не сводила с меня глаз, и мне показалось, что она думает то же самое, парень, ты просто ничтожество, читал я на ее лице, только придурок может заразиться СПИДом, и вдруг ни с того ни с сего у меня вырвалось: хочешь сказать, что я придурок? Она вышла из ступора — нет, что ты… я не инфицирован, говорю, нечего устраивать истерики на пустом месте, и протянул к ней руку, а у нее по щекам ручьем потекли слезы, она мотала головой, я боюсь СПИДа, как огня, я не хочу такой смерти, потом вдруг бросилась мне на шею, пришлось ее утешать, ну-ну, все хорошо, а в мозгу зудело, что она должна мне заплатить, сейчас получу денежки и пойду домой, но как теперь завести разговор: послушай, я не трахаю бесплатно, в наше время все продается, было просто замечательно, но с тебя полторы штуки… тут она высвободилась из моих объятий и пошла в кухню; знаешь, что может меня успокоить, Флоран, безмерно успокоить — она держала в руке огромный шприц, господи, да она наркоманка, — сейчас я сделаю тебе забор крови, и завтра утром мы узнаем результат. Голая, со шприцем наперевес, она напоминала сумасшедшую из триллера «Дух иглы»; забор крови, повторил я в недоумении, прямо здесь? Не бойся, Флоран, — она достала из ящика резиновый жгут, — я сиделка, у меня есть знакомые в лаборатории, дай мне руку… сиделка — значит, почти нищая, сиделки — это низшая ступень, хуже санитарок, небось она и установленный минимум не получает.