Стоян Даскалов - Огненные зори

— По-моему, — смущенно начал Георгий, — все потеряно.

— Нет, не потеряно. Еще… — возразил Гаврил, хотя чувствовал, как в душу его закрадывается сомнение. И чтобы не выдать своих чувств, сердито продолжил: — Что такое ты говоришь? Я прибыл с приказом начать восстание, и вдруг — капитуляция!

Сидевший с опущенной головой Девенский выпрямился и, как бы оправдываясь, пояснил:

— Власти знали о восстании. Днем раньше знали о начале его и сразу же приняли контрмеры.

— Днем раньше? — Гаврил в недоумении уставился на него. — Когда мы выехали из Софии? Выходит, нас предали в центре? — Голос его осекся. Оба замолкли. Тень от ореха падала на их лица. Луч лунного света скользнул по напряженному лицу Гаврила.

— Кто это тебе сказал?

— Так говорят. Может быть, это просто слух, — ответил Девенский.

Такая мысль уже возникала у Генова, он так взволновался, что схватил собеседника за воротник.

— Погоди, ты ведь позвал меня, чтобы я рассказал тебе обо всем, — успокаивал Генова Девенский. — Солдаты, наши ребята, мне доложили: «Мы ждали вашего сигнала, а тут команда начальства. И нас послали против вас!»

— Приведешь ко мне Илию Дамянова!

Офицер Илия Дамянов был вторым связным в казарме и уверял, что восставших поддержит и его брат, тоже офицер.

— Расскажу тебе, что случилось с Илией Дамяновым. Ему разрешили увольнение в город на сутки. Вышел он из казармы, но вскоре возвратился и сообщил нашим товарищам, что этой ночью начнется восстание. К трем часам дня батальон построили и в полной боевой готовности отправили в горы на учебную стрельбу из пулеметов и метание гранат. В это время другому нашему связному, Манчо Данчеву, удалось добраться до своего родного села Косталево. Он связался с нашими людьми и сообщил, что ночью они должны выступить и напасть на город со стороны гор. На вечерней поверке нашей ударной группе удалось остаться в казарме на дежурстве. Илия Дамянов, несмотря на отпуск, тоже остался на ночь в своей роте. Все те, кому было известно о выступлении, находились в возбужденном состоянии. Вечером в помещение первой роты пришли командир полка и помощник дежурного по батальону. Они арестовали находившегося в канцелярии унтер-офицера Ангела Попова, Других арестов не последовало.

Около полуночи роту построили, придали ей пулеметный взвод, а также орудие. На станции солдат разместили по вагонам, орудие установили на платформе перед поездом, и состав отправился к станции Бойчиновцы. Вышло так, что самое подготовленное для участия в восстании подразделение было направлено сражаться с повстанцами в городе Фердинанд. Значит, Фердинанд восстал!

Луна осветила лицо Георгия. Взгляд его был полон отчаяния.

Гаврил молчал. Это было долгое и мучительное молчание. В глазах его чувствовалось страдание, страдание революционера, дело которого провалилось перед самой победой. И он не мог примириться, искал в себе силы, чтобы спасти свое самое дорогое детище, свою мечту.

— Власти знают обо всем! — беспомощно произнес Девенский.

— О чем? — в отчаянии спросил Гаврил.

— О том, что Фердинанд восстал. Телефонист из штаба гарнизона доложил нам, что власти получили сообщение о готовящемся этой ночью восстании и что Георгий Димитров, Васил Коларов и другие едут во Врацу. Поэтому-то и выставлены посты и засады на шоссе к Мездре и Выршецу — чтобы перехватить автомобиль с руководителями и поймать их. Сообщено также о восстании в Фердинанде. Нам все-таки удалось послать людей, чтобы предупредить едущих сюда товарищей об опасности. Ребята, посланные на Врачанское шоссе, обошли стороной выставленные заслоны и, увидев большую машину, стали махать руками, чтобы она остановилась. Но машина на большой скорости промчалась мимо. Наши догадались: автомобиль вез из Выршеца арестованных и полиция приказала водителю гнать вовсю, боясь, что будет предпринята попытка освободить задержанных.

Кроме того, мы узнали, что сказал министр Русев: «Где Агынский, там надо ждать Георгия Димитрова и Васила Коларова».

— Георгия Димитрова и Васила Коларова им не удастся схватить. Они уже надежно укрыты.

— А от близких одного из наших арестованных товарищей мы узнали, что Агынский будто бы сказал: «Уверен, что в центре, в Софии, предательство. Новый Иуда появился!»

— И я об этом думаю, — тихим неуверенным голосом прошептал Гаврил и повел плечами, словно стараясь освободиться от чьих-то рук.

— Ничего, рано или поздно мы его найдем, а сейчас надо действовать. Раз Фердинанд восстал, дело поправимо. Все потерявшие веру снова поднимут головы и возьмутся за оружие.

— Но здесь наш план уже нельзя привести в исполнение. Арестовали как раз тех, кто сейчас нужен. Связь с селами прервана. Объявлено военное положение. Сам понимаешь, Враца для нас потеряна. Перед казармой стоят орудия. По городу снуют патрули. Как собрать людей и поднять их на восстание? В других местах это возможно, а здесь все пропало.

Гаврил снова взорвался:

— Слушай приказ! Немедленно возвращайся в город и собери у себя в доме самых активных наших товарищей. Пригласи и земледельцев. Решим, что делать. Еще не поздно! Как только к городу подоспеют отряды из сел, здешние, в городе, сами передадут нам власть. Иди! Раз восстал Фердинанд, дело упрощается. Поднимется и Враца!

Георгий Девенский вздохнул, вытянулся и пристально посмотрел на Генова. «Этот человек — гранитная скала!» — подумал Георгий и пошел в город. Его шаги были теперь более уверенными. Гаврил, как никто другой в округе, умел убедить человека.

Луна заходила за горы. Тени исчезали. Мрак окутывал пышные кусты винограда, и они походили на усевшихся вдоль борозды повстанцев. Гаврил задумчиво смотрел на них, и ему вдруг показалось, что опущенные головы людей поднимаются, люди встают и идут к нему, чтобы пойти за ним на Врацу, на казармы. Он хорошо знал настроение армии: если народ восстанет, солдаты, его верные сыны, присоединятся к восставшим и повернут оружие против своих начальников.

Гаврил немного успокоился. Поел и решил разбудить жену. Подошел к кровати осторожно, на цыпочках. При скудном свете, проникавшем через небольшие оконца, командир увидел милое, успокоенное сном после стольких тревог лицо Иванки. Она дышала тихо, грудь ее медленно поднималась. Наверное, она до поздней ночи ждала мужа и только под утро забылась. Ребенок лежал, обняв мать за шею. Разве можно будить их? Столько дней и ночей ему хотелось увидеть жену и сына, поговорить с ними — кто знает, что с ним случится! Может, он обнимет их в последний раз…

Ребенок перевернулся на спину и издал какой-то звук. Гаврилу показалось, что он во сне позвал его: «Отец!» Генов постоял немного и так же тихо, как вошел, вышел из домика. Может быть, так даже лучше — и для него, и для них! Если восстание победит, они заживут счастливо.