Стоян Даскалов - Огненные зори

Но разве может существовать теперь какая-нибудь преграда? Разве может кто-либо оторвать от рук, ласкавших ее на ложе любви, отделить от сердца, которое слилось с ее сердцем? Такой силы не существовало. И когда Владо взял из ее рук корзину, она бросилась к нему на шею, не обращая внимания на присутствие посторонних людей. Любовь помогла ей понять, почему Владо сейчас нужно оружие. Раньше она представляла себе революцию как игру. Одни стараются свалить других, а кто упадет, снова пытается одолеть оказавшегося наверху. Она не задумывалась над тем, что в этой борьбе люди расплачиваются кровью, что победа завоевывается оружием. Кита вспомнила вдруг, что и ее отец всегда носит при себе оружие, но она никогда не спрашивала, приходилось ли ему стрелять и в кого. Приближаясь к шалашу, девушка услышала, что и здесь люди говорят об оружии.

Поняв, что для Владо оружие сейчас — главное, Кита приняла это как должное.

Она расстелила скатерть и приготовила закуску для троих.

— А ты? — спросили ее.

— Я уже ела.

— Что из того, что ела? — заметил один из незнакомцев и засмеялся. — Садись теперь с нами!

— Я постою!

— Раз пришла, садись. У нас нет таких порядков, чтобы женщины лишь прислуживали мужчинам во время трапезы. Мы все равны, и у нас все общее.

Ребята не притрагивались к еде.

— Не будем есть, пока не начнешь ты, — пошутил другой незнакомец.

— А что, если в еду подсыпан яд?

Кита вздрогнула.

— Но ведь я все сама приготовила! — сказала она и повернулась к Владо. А он, посмеиваясь, потянул ее за руку и усадил рядом с собой. Присев на корточки, девушка отломила кусок хлеба и стала есть.

— Как вы могли подумать такое! Я ведь сама… — Кита смотрела на Владо, а тот старался успокоить ее.

— Они же шутят. Я им рассказал все, но ребята любят пошутить. С шуткой легче жить.

Кита наблюдала, как едят трое парней. Один ел очень медленно, другой глотал не жуя. Владо же, казалось, был поглощен своими мыслями, и не думал о еде. Он машинально отламывал кусочки хлеба и отправлял их в рот. Задумчивость Владо вызвала у девушки прилив нежности. Ее взгляд подолгу задерживался на нем.

Кита не заметила, как исчезли ее смущение и отчужденность. Их сменило доброе чувство к трем парням. Она готова была стать их хозяйкой, ходить к источнику за холодной водой, приносить в корзинке еду, приготовленную своими руками. Это желание было у нее столь велико, что она уже ясно представляла себе, как покажет им, на что способна она, дочь околийского начальника. Она будет беречь их больше, чем кто-либо, будет бегать в город, все разузнавать и передавать им. Это было бы для нее новой радостью. Постепенно ее захватывало какое-то лихорадочное волнение. В ней пробуждалась скрытая сила, которая преображала ее, вызывала новые ощущения. Кита начала предугадывать события, стараясь найти в них свое место. Изменить свою жизнь она решила еще там, на берегу реки, готовилась стать участницей того великого дела, о котором парни избегали говорить при ней, — восстания!

Девушка оставила парней, чтобы не мешать их разговору, и пошла вдоль борозды, по сторонам которой с лоз свисали гроздья спелого, сочного винограда. Кругом гудели пчелы. Кое-где в соседних виноградниках уже начался сбор винограда. Кита боялась: забредет кто-нибудь в виноградник и обнаружит в шалаше незнакомых людей. Отец сразу догадается, что это за постояльцы. Скажет — нет, это не воры. Если бы были воры, обобрали бы одну-две лозы и ушли — что им делать в шалаше? Не иначе, как бунтари. Кто же еще? И проверив, дома ли Владо, сразу догадается, в чем дело.

Китана собирала виноград, стараясь срывать гроздья так, чтобы не было заметно. Девушка старалась успокоиться, не думать о тех опасностях, которые грозят ей в новой жизни и борьбе.

Когда она принесла к шалашу виноград, парни были уже на ногах. Взяв по кисти, они стали есть. Кита смотрела на них с удовольствием, радуясь, что может быть чем-то полезной.

— Сейчас мы перейдем отсюда в другое место!

— Почему? Куда? Я вас не выдам.

— Мы тебя не боимся. Но у нас дела с другими людьми, а они не могут среди бела дня прийти сюда. Нам надо уйти.

— И я с вами!

— Это осложнит дело. Ты наполни корзинку виноградом и иди домой. А завтра в это же время мы увидимся здесь.

Товарищи Владо переложили виноград из корзинки Киты в свои сумки и скрылись в кустах. Было только видно, как качались верхушки кустов, где они проходили. Опечаленная девушка осталась наедине с любимым.

— Значит, оставляешь меня? — прошептала она, и из ее глаз покатились слезы.

— Что ты говоришь! — Молодой человек погладил ее по лицу, теплыми ладонями вытер слезы, обнял и поцеловал. — Только теперь начинается наше счастье. Мы будем чаще встречаться.

И словно тяжесть свалилась с сердца Киты. Успокоенная и обрадованная, она опустилась на землю.

— Иди! И никому ни слова!

— У меня уже больше нет слов для других! Без тебя нет мне жизни! — Она притянула любимого к себе.

На следующее утро Кита опять пришла на виноградник с корзинкой, повертелась возле домика под орехом, растворила синие ставни, чтобы солнце проникло внутрь, и вполголоса запела песенку. Потом взяла корзинку с едой и, согнувшись, пошла между виноградными лозами. Она старалась не попасть на глаза соседям, которые возились с чанами и корзинами на своих виноградниках. Потом девушка подошла к шалашу и шикнула, будто прогоняя воробьев, — это был условный знак. Но из шалаша никто не отозвался. Она заглянула внутрь — никого. На ум сразу пришла тревожная мысль, что ночью случилось нечто страшное, что ее Владо пойман вместе с товарищами. А вдруг они убиты в перестрелке? Ведь, по словам отца, на всех дорогах расставлены засады. К тому же отец говорил, что, несмотря на аресты, восстание все же должно вспыхнуть. На этот счет имеется сообщение от высшего начальства, и отец сильно взволнован: всю ночь не спал — проверял посты. Она еще спала, когда он ушел в управление.

Напрасно она посвистывала, стучала по жестянке, как бы пугая воробьев, давая знак, что, мол, ждет, есть важные новости. Но кусты не шевелились, и на дорожке, идущей от родничка, никто не появлялся. Кита ждала, но никто так и не пришел. Девушка пошла к домику с опущенной головой, посидела под навесом, не зная, что делать. Если бы ребята сказали, где они будут, она нашла бы их, и никто не выследил бы ее. Но они не сказали, куда идут: видимо, ей еще не доверяли. Они правы: только любовью к одному человеку не завоюешь всеобщего доверия. Любовь должна быть большой, и любить надо не только одного, но и других, любить общее дело. Любовь эта должна пройти испытание в огне и под пулями. Ее, же чувство еще не стало таким. Они правы, скрывая, где прячутся и что делают. Что же будет дальше? Чем все это кончится? Назад возврата нет: она уже оборвала все нити, связывавшие ее с прошлым.