Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

И естественно, что свобода и равенство, как основы демократического мировоззрения, подвергались тщательному изучению и истолкованию с разных сторон. Со времен пуритан уже начал ставиться вопрос о свободе, как о конституционной гарантии. И уже с Д. Локка сколько появилось исследователей этой проблемы! Пуфендорф, Блэкстон, Гамильтон, Джефферсон, Прево-Парадоль… и так далее, – сотни, если не тысячи имен до нашего времени.

Наиболее трудной задачей в этой области оказался, конечно, вопрос о границах индивидуальной свободы. Руссо считал необходимым во имя общего блага ограничить свободу индивидуума путем «общественного договора». Кант полагал, что в конституционном государстве гражданская свобода должна быть введена в строго определенные законом рамки. Конт предполагал в «позитивном» периоде человечества такое «гармоническое объединение умов», что вопрос об ограничении личной свободы ради коллектива для него решался сам собой. Гегель считал необходимым подчинить свободу обществу; Ницше, наоборот, давал личности полную свободу. В крайность индивидуализма ушел и Лев Толстой, для которого личная свобода вне государства дает высшую ступень существования – христианское сожительство людей.

И между Гегелем и Ницше, между Фейербахом и Толстым – бесконечное количество промежуточных толкований проблемы. Наши славянофилы, Достоевский, В. Соловьев, ставившие личность выше общества, старались примирить оба начала. Например, Соловьев, возражая Толстому, указывал, что в форме общественности исторически можно прийти к идеалу, сочетая свое совершенствование с общим прогрессом. По его толкованию, «общество есть дополненная или расширенная личность».

Точно также, как в вопросе о гражданских свободах, мы имеем бесконечное количество противоречивых мнений и в определении понятия равенства.

Материалисты и примыкавшие к ним позитивисты, пытавшиеся свести человеческие коллективы к механистическому скоплению атомов, конечно стояли за полное равенство людей, независимо от их личных качеств. По их мнению, как для распространения света не важна индивидуальность колеблющейся частицы эфира, так и для осуществления чистого демократизма не существенно, кто колеблется перед избирательной урной: гений или идиот.

Разумеется, это примитивное понимание равенства социальных единиц вызывало немало обоснованных возражений. Например, Бугле 301 301 Селестен Шарль Альфред Бугле (Celestin Charles Alfred Bougle; 1870-1940) – французский социолог. , написавший о равенстве четыре обстоятельных отдельных труда, никак не мог окончательно решить: нужно ли применять ко всем абсолютное равенство, или можно допускать иногда равенство «пропорциональное»? Со своей стороны, знаменитый немецкий юрист и государственный деятель Блюнчли требовал, чтобы для народного представительства глава семьи имел не один голос, но несколько, в зависимости от числа членов семьи. Лассар предлагал дать голоса всем: не только мужчинам и женщинам, но детям, подопечным и даже сумасшедшим, чтобы эти голоса получали лица, их представляющие.

Но, если признать, что главы различных семей имеют неравное число голосов, то не пойти ли дальше? Не принять ли во внимание не только плодовитость, но ум, опыт, порядочность?

В этом смысле представитель английского либерализма философ Джон Стюарт Милль высказывался вполне определенно. По его мнению, люди не равны в степени своей гражданской ценности. Интеллигентность должна давать преимущество в голосе. Некоторые профессии могут предоставлять право на добавочные голоса. А шотландец Лоример установил для применения подобного неравного равенства даже целую систему градаций, в зависимости от культурной ценности личности, причем максимальное количество голосов у него не должно превышать числа 25.

Однако все эти варианты так называемого «плюрального» избирательного права, к сожалению, остались только теориями. Равняющаяся по средней массе демократия учуяла для себя в «плюральности» большую опасность. Ведь, если принцип неравенства голосов развивать далее и не ограничиваться двадцатью пятью голосами Лоримера, то не будет ли и сам демократизм уничтожен? А что, если какому-нибудь гению придется отдать число голосов всего населения? Будет ли это демократизм, или диктатура?

Да и кроме того – как, в конце концов, распределять по справедливости все плюральные голоса? Густав Флобер как-то писал Жорж Санд, что его голос должен по крайней мере равняться двадцати голосам обыкновенного гражданина. Ну, а сколько голосов нужно было дать Бальзаку? Пастеру? Шопену? Берлиозу? Виктору Гюго?

А ко всей этой неразрешимости вопроса о политическом равенстве прошлый век присоединил еще и всевозможные сомнения вообще о той самодовлеющей ценности, которая приписывается демократическим массам. «Политики, – говорит психолог Ле Бон, – не перестают превозносить мудрость и добрые чувства толпы, которых толпа всегда лишена. Массы могут иногда проявить героизм, слепую преданность некоторым идеям, но суждение – никогда. Толпа неспособна рассуждать, она только может поддаваться рассуждениям. Она простовата, наивна, доверчива. Сознание же своей власти и безответственности дает толпе исключительную заносчивость и чрезмерную гордость».

И таких нелестных мнений о человеческом коллективе можно привести сколько угодно, и не только в среде политических реакционеров. Шиллер указывал, что «каждый в толпе может быть в отдельности более или менее благоразумным, но в своей совокупности толпа составляет глупца». Датский философ Кьеркегор 302 302 Серен Обю Кьеркегор (Soren Aabye Kierkegaard; 1813-1855) – датский религиозный философ, психолог, писатель. Основоположник экзистенциализма. говорил, что «толпа – это противоположность истине». Генри Мэн 303 303 Сэр Генри Джеймс Самнер Мэн (Henry James Sumner Maine; 1822-1888) – английский юрист, антрополог, историк, социолог права. утверждал, что «демократ ухудшает условия человеческой жизни, так как улучшение всегда шло от выдающихся личностей и никогда – от демократического большинства». И даже Брандес 304 304 Георг Моррис Кохен Брандес (Georg Morris Cohen Brandes; 1842-1927) – датский литературовед, публицист. Теоретик натурализма. , будучи убежденным сторонником демократии, признавался в своих рассуждениях о «Великом человеке», что «великий человек – источник и начало новой цивилизации».

Не удивительно, что, получив в наследие от прошлого века подточенную скепсисом и запутавшуюся в противоречиях идеологию демократизма, наше время продолжает держаться за установленные привычные идеи свободы и равенства и применять старые нормы, но уже по инерции, без всякого пафоса. Механистическое атомистическое воззрение на человеческое общество продолжает царить в решении социальных и политических вопросов; не делается даже попыток к применению «плюрального» избирательного права. Роль личности по-прежнему сведена на второй план, сменившись губительной олигархией политических партий. Как и во всех других областях современной культуры, здесь тоже обнаруживается неуверенность, усталость, дегенерация духа, отсутствие творческих сил.