Андрей Шляхов - Главврач

Разумеется, одним интервью дело ограничиться не могло. Возникший интерес публики нужно периодически подогревать, так что в год должно выходить не менее двух-трех материалов о мытарствах несправедливо осужденного Доктора Живаго (такое прозвище дал Константину Дамьен). Опять же — поездочки. Может понадобится с плакатиком около здания суда несколько дней простоять. Мама дорогая… Но, раз нужно — так нужно. Да и адвокаты говорили, что большая шумиха может побудить суд рассмотреть дело вне очереди. «Париж стоит мессы, [40] «Париж стоит мессы» («Париж стоит обедни») — крылатое выражение, приписываемое Генриху Наваррскому в связи с его решением в 1593 году принять католичество, чтобы стать королем Франции под именем Генриха IV и основать династию французских Бурбонов. основная литургическая служба в латинском обряде Римско-католической церкви. Мессой называется основная литургическая служба в латинском обряде Римско-католической церкви. До получения французской короны Генрих Наваррский был лидером гугенотов (французских протестантов-кальвинистов), которые мессу не признавали. а дело стоит прессы», сказал себе Константин и порадовался тому, что Дамьен отсоветовал ему связываться с телевидением. «Это безумно дорого, — написал француз, — и настолько же бесполезно, потому что после одного или двух появлений вас никто не запомнит. Другое дело, если вы совершите что-то выдающееся, о чем будут говорить во всех новостных программах, например — совершите самосожжение у здания суда в Страсбурге». Журналист-юморист, шутник хренов!

Новый 2006 год Константин встречал дома, с Женечкой.

— Этот год будет счастливым, праздничным! — убеждала она. — Я точно знаю! Он же начинается с воскресенья, а надежнее этой приметы нет. Я позавчера в соседнем доме была, у гадалки, так она мне сказала, что у моего короля все будет хорошо. Желания его, то есть — твои, исполнятся, а врагов чума заберет. И мне тоже кое-что хорошее предсказала…

Женечка кокетливо надула губки и скромно опустила взор на свои красивые колени (сидели за столом и ждали боя курантов).

— И что же? — спросил Константин, заранее зная ответ.

— Перемены в личной жизни, — Женечка посмотрела ему в глаза и улыбнулась. — А какие — не скажу!

Константин тысячу раз говорил, что изображать из себя идиота под свадебный марш Мендельсона он больше не намерен и что установившийся между ними гражданский брак ничем не хуже юридически оформленного. Но Женечке хотелось настоящей свадьбы, белого платья и метания букета в толпу незамужних дев. А Константин когда-то очень сильно хотел итальянскую кинозвезду Орнеллу Мутти… И что с того? А ничего! Увидел как-то на фотографии в журнале, как она выглядит сейчас — и расхотел!

Начавшийся с воскресенья год, огорчил уже в понедельник. Позвонила соседка из Самарканда и сообщила, что умерла мама. Вроде как ночью, во сне, потому что нашли ее в кровати. Позавчера они долго разговаривали по телефону, поздравляли друг друга, мама была в хорошем настроении, не жаловалась на здоровье — и вот тебе на!

Женечка порывалась лететь в Самарканд вместе с Константином, но он сказал, что это плохая идея и плохая примета. Рита была с ним в Самарканде. И где сейчас Рита?

— Зато я рядом! — с тихой гордостью победительницы сказала Женечка, ненавидевшая всех своих соперниц, но не досаждавшая любимому мужчине этой ненавистью.

Сразу же после того, как над медсанчастью зажглись красные буквы «КЛИНИКА «НАДЕЖДА», у руля встал другой человек — незнакомый Константину чувак по фамилии Видгорчик, прежде работавший заместителем главного врача шестьдесят четвертой больницы по амбулаторно-поликлинической работе. Согласно данным разведки, Маргарита Николаевна покинула медсанчасть по-английски, не попрощавшись с коллективом и не представив ему своего преемника. Стало быть — «ушли» ее по-плохому. Так ей и надо! Сильно подмывало позвонить коварной стерве и спросить, где она сейчас трудится и как вообще обстоят ее дела, но Константин этого делать не стал. Как-то не по-мужски, да и не будет Рита с ним разговаривать. Но спустя некоторое время он позвонил в справочную Центральной клинической больницы гражданской авиации и спросил, можно ли записаться к томографисту Кипаровой. Предложили записаться на следующую среду. Константин согласился — пусть Рита увидит его имя в листе записи и поймет, что ему известно, какой разворот сделала ее судьба. На прием, разумеется, не пошел.

Парижа за проведенную там неделю, толком увидеть так и не удалось. Прилетел в половине четвертого, пока добрался до гостиницы, забронированной через туристическое агентство, был уже вечер. Побродил по окрестностям, выпил кофе с французским пирожным, отлакировал бутылкой вина и вернулся в номер, отсыпаться перед напряженным завтрашним днем.

Завтрашний день ушел на знакомство с Дамьеном и подробный рассказ о мытарствах главного врача Константина Петровича Ива́нова. Общались через переводчика, пожилого батумского грека, которого тоже обеспечило агентство. В надежде на скидки-поблажки Константин рассказал переводчику о своих греческих корнях. Тот оживился, начал вещать на тему «наши повсюду», но не скинул ни цента, жлобская душа.

Слушая Константина, Дамьен то и дело повторял дурацкую фразу «Il n’y a pas de bonne fête sans lendemain». [41] Дословно это выражение переводится с французского как: «Не бывает хорошего праздника без завтрашнего дня», а по смыслу как: «нет веселья без похмелья». Но в целом француз оказался деловым и быстрым — уже к полудню следующего дня подогнал вопросы, над которыми Константин с переводчиком просидели до позднего вечера — один отвечал, а другой переводил. Новый день был потрачен на разбор ответов с Дамьеном и подписание документов, необходимых для публикации. В завершение тот несколько раз сфотографировал Константина своим глазастым аппаратом и пообещал, что материал выйдет в следующую пятницу. За переданные из рук в руки полторы тысячи Константин, к слову будь сказано, никаких чеков или расписок не получил — здесь чернили не хуже, чем дома.

Пятый день своего пребывания в столице Франции Константин собирался посвятить осмотру достопримечательностей, но переводчик предложил побывать в одной общественной организации с длинным незапоминающимся названием, которая занималась защитой прав граждан России и прочих постсоветских государств. Вероятнее всего мужик хотел обеспечить себе еще один день работы, но Константин согласился, не столько в надежде на какую-то пользу, сколько ради получения опыта, который мог оказаться полезным для несчастной жертвы тоталитарного произвола. Организация находилась в долбаных бебенях, куда на такси пришлось ехать более часа (во сколько обошлась поездочка туда и обратно лучше не вспоминать). Сначала пришлось долго общаться с сотрудником, который вел первичный прием посетителей, а затем еще дольше с тремя деятелями более высокого ранга. Общаться через переводчика вообще дело не быстрое, да еще и собеседники периодически начинали что-то обсуждать между собой, судя по выражению лица переводчика — в благоприятном для Константина ключе. Взамен потраченного времени и денег (переводчика пришлось еще и обедом угощать, потому что правозащитники даже чаю-кофию не предложили) Константин получил заверения в том, что передовая общественность не оставит его дело без внимания. Какая общественность и какая польза будет от ее внимания — одному Богу известно.