Стоян Даскалов - Цветины луга

Увлеченная своими мыслями, Игна не заметила, что сеялка отцепилась от трактора и не двигается. Игна почувствовала себя лодкой без руля и весел, заброшенным кораблем среди бушующей стихии.

— Эге-ге-ей! Э-е-й! — крикнула Игна, но мог ли ее услышать Ицко? Гул трактора заглушал все другие звуки…

Игна снова беспомощно крикнула и опять глянула на горизонт. Из-за синевы леса показался огромный раскаленный диск солнца. Ей показалось, что небо поднялось, а между землей и небом неожиданно образовалась пропасть… Земля стала маленькой, одинокой и жалкой.

— Эге-ге-ей! — что есть силы снова крикнула Игна, но Ицко уже спохватился и направился к ней.

— Вот видишь, без завода — ни туды, ни сюды!.. — с гордостью подчеркивая слово «завод», сказал ей Ицко.

— Это верно! Но мы же теперь заводской кооператив! Завод будет нас возить, только если так, как ты везешь…

— Сама прицепляла сеялку, а меня обвиняешь…

— Ух ты, какой прыткий! Ну, милый, если все будут работать как ты, мы пропали…

Ицко прицепил сеялку, проверил хозяйским глазом сцепление и тронулся… Игна начала сеять и, убедившись, что теперь все идет нормально, опять посмотрела вдаль, на горизонт… Пропасть исчезла… Линия, соединявшая землю и небо, стала светлой, почти незаметной…

Со стороны дороги послышался гул подъехавшего грузовика, с которого спрыгнул на землю Дянко Георгиев. Бывший председатель посмотрел на Игну, как она гордо, вытянувшись в струнку, все еще стройная, стояла на подножке, словно крепко натягивала вожжи, сдерживая еще не объезженных рысаков, и понял, что нужды в нем здесь больше нет. Его направил сюда с завода Туча помочь хозяйству, которому прислали машины. Он отпирался, не хотел. Там, на заводе, они стояли лицом к лицу: Туча, потемневший от заводской копоти, и Дянко, посветлевший, отряхнувший с себя черную сельскую пыль.

Туча, которого все знали как человека, крепко связанного с селом, с землей, держал теперь на своих плечах весь завод. Глаза его частенько посматривали в сторону полей, словно он хотел притянуть воздух — жизнь для завода. Он был не только сам полон энергии, но заражал ею окружающих.

И когда Дянко Георгиев попытался ему возразить, стал вздыхать да охать, пытаясь выкрутиться, Туча, положив на его плечо ладонь и, твердо отчеканивая каждое слово, сказал:

— Рано ты кладешь крест на село, дорогой мой!..

— Не я, а вы… О каком селе может идти речь? Нет больше села!

— Пока земля есть, будет и село!..

— Село без людей, без крестьян — это что угодно, но не село! Это автобазы, производственные участки, мясо- или молококомбинаты, что хотите, но только не села!..

— Если мы даже наши села превратим в город, то все равно придется доить коров, жать хлеб, собирать перец, помидоры, виноград, яблоки и орехи… Пока свет стоит, село не исчезнет! Запах молока, аромат сладкого янтарного винограда, игристое вино — это село, которое не может исчезнуть потому, что от земли идет. Нет во вселенной сейчас большего завода, чем земля! Человек сможет зачать себе подобного в пробирке, робота сделать, но землю — никогда!

— Ты здесь наглотался заводской копоти, — шутливым тоном заговорил Дянко, — и село тебе видать снова стало любо! Хоть дом снова покупай!

— Если нужно будет, куплю! Свой дом куплю!..

— Вот как? — удивленно спросил Дянко. — Слушай, если знаешь что, скажи. Мы с Марой хотели отдать ее дом теткам, чтобы разобрали и поделили материал.

— Вон как ты уши навострил! Видишь, о чем ты думаешь! Дянко, не ты один терпел неудачи и не ты один стал жертвой неправды. Многие сидели в охранке. Некоторые поплатились жизнью, но выстояли… Посмотри на себя с этим измятым портфелем… в какое жалкое положение ты попал! Что с тобой случилось, я тебя спрашиваю? Такие, как Солнышко, грешили, творили произвол, беззаконие, веру людскую поколебали, но разве тебе не было ясно, что им, явным и скрытым врагам, никогда не повернуть колесо истории вспять. Прошлое кануло в вечность! Человечество, однажды сбросив цепи рабства, никогда не позволит их снова надеть на себя! Неужели не дрогнет твое сердце, когда с завода выйдут первые машины? Игна, эта вечно и всем недовольная простая женщина, и та поняла многое, она инстинктивно почувствовала новое дыхание земли. А ты этот инстинкт потерял. Что же ты собираешься делать? Уж не думаешь ли ты превратиться в перекати-поле или карьериста? Слушай, Дянко, мы кажется хорошо знаем друг друга. Знай, где бы ты ни был, ты все больше и больше будешь отставать. И в конечном счете повиснешь в воздухе, оторвешься и от завода, и от земли. Тебя выбросит сама жизнь. Не хочу быть пророком, но помни, ты станешь обузой и для своей семьи. Я хорошо знаю Мару. Она наша. Она дочь села и земли… Чувствительный человек. Если она и будет тебя терпеть, то только из-за собственной гордости. Но щадить будет она не тебя, а себя… И рано или поздно терпение ее лопнет, непременно лопнет. Дянко, пойми же, я говорю это с болью в душе… Я хочу только, чтобы ты понял. С завода выгонять мы тебя не станем, но ты сам подумай хорошенько и реши: пропадать ли тебе здесь — тебе, человеку, знающему землю, или же смело вернуться на село, в кооператив — это тот же завод — и поправить дело, наладить то, что сломалось в твоей душе!

Зазвонил телефон, и Туча с кем-то долго разговаривал. К нему в кабинет заходили люди. Говорили по-разному — кто спокойно, кто повышенным тоном, но без злости. В большинстве случаев беседовали спокойно, по-деловому…

Все это время Дянко стоял, оглушенный шумом заводских машин. Никто ему не говорил: «уходи!», но никто не сказал и: «садись!», «прими участие в обсуждении», «дай совет!». И Дянко впервые почувствовал себя лишним и даже чужим.

Только сейчас понял Дянко, что для него здесь места нет. Он, еще не будучи уволенным, чувствовал себя безработным: на заводе оставаться нельзя, и в село вернуться тоже… Он еле вырвался из сельской грязи, а теперь ему снова говорят, что надо идти в село… Другое дело вернуться председателем — это еще пол-беды, но помощником Игны Сыботиновой…

Такие мысли обуревали Дянко, когда он подходил к Игне…

— А-а-а! Декоратор! — весело встретила его Игна. — Подойди, подойди, не бойся. Здесь чисто, не испачкаешь своих лакированных туфель!..

Дянко переступил через вспаханные борозды и подошел к сеялке. Ицко остановил трактор.

— Что, душа не выдержала или прогнали? — подавая ему испачканную землей руку, с улыбкой спросила Игна.

Он пожал руку этой волевой, сильной телом и духом женщины и с грустью в голосе произнес:

— И то, и другое! А у вас тут так завертелось, что любо посмотреть…

Со стороны завода продолжали двигаться машины.

Словно по железным артериям в сельскую землю вливалась свежая, обильно насыщенная кислородом кровь завода…