Стоян Даскалов - Цветины луга

«Ни пыли, ни грязи», — думала Игна, вспоминая, как раньше телеги с сеном тонули в глубоких колеях, сколько раз они переворачивались в грязь.

Она дошла до площади, прошлась по свежему асфальту, оставив на нем неглубокие следы, и вспомнила о других отпечатках ног на этом же месте, о тех людях, которые трудились здесь, не покладая рук, в жару, снег и дождь. Это воспоминание показалось ей знаменательным. Она тогда сама подняла против них всю деревню, вышвырнула из школы. А сейчас она смотрела на асфальт, сделанный их руками, и не могла понять, права была она тогда или нет.

Асфальт доходил почти до ее дома. Хорошо, удобно. Странно, как устроена жизнь. Вначале она воевала, а потом стала помогать. Игна смотрела на все это и гордилась. Ей было приятно, что во всем этом есть не малая частица и ее труда. Потом взглянула на школу, где в одном окне было выбито стекло и улыбнулась: «А все-таки мы ее отстояли!»

Калитка ее двора была открыта настежь и она с проклятиями ринулась во двор. «Еще бы, хозяйки нет, чего уж тут хорошего? Шляюсь где-то, а двор превратился в свинушник!».

— Чушь! Чушь, проклятые! — шуганула она со двора чужих поросят.

Игна осмотрела дом и подумала, что теперь ей надо все переделать по-новому. После того как вывезли мебель, он казался каким-то полуразрушенным.

Узнав, что Игна вернулась, прибежали соседки.

— Игна, наконец-то! Где ты застряла? Целых пять дней тебя не было, а нам показалось, будто пять лет прошло. Мы уже, грешным делом, здесь решили, что ты осталась навсегда жить на заводе.

— Что-о? Не могу я там жить! Ни тебе двора, ни тебе огорода! Заборов нет. Все общее, все на виду! А здесь… Кыышш! Кыш-ш! — крикнула она на чужих кур, прогоняя их со двора.

Потом прошлась по двору, обласкав взглядом каждое дерево, каждый цветок, как оставленных без присмотра детей. Выпустила цыплят, которые радостно запищали и засеменили следом.

— Ах, вы, мои маленькие! Хорошие! — разливалась Игна.

Потом, услышав чавканье поросенка, зашла к нему и, увидев в корыте засохшие остатки помоев, вновь заохала. Во дворе ее снова обступили соседки, с любопытством расспрашивая о новой квартире на заводе.

— Какая там квартира! Здесь я хозяйка и никто меня отсюда не выгонит. Там каждый день тебе могут сказать: «Освобождай квартиру и иди, куда хочешь». А здесь меня никто не тронет. Да и просторно, а там… Комнатенки маленькие, как коробки — задохнуться в них можно! У-фф! — устало произнесла Игна и села на скамейку под виноградной лозой. Затем, после долгой паузы, сказала, как бы про себя:

— Слов нет! Хорошо на заводе, неплохо, но без деревни все равно нельзя!

Она сидела, жадно вдыхая свежий воздух, как будто пила какой-то приятный, дурманящий голову напиток. На щеках выступил румянец.

А по селу, как по радио, разнеслась весть:

— Игна вернулась!

— Вернулась! Дома уже! Кормит скотину!

Игна слышала эти радостные восклицания и на душе у нее было приятно и радостно. Вошла в дом и вместо отдыха взялась за уборку. На этот раз все обошлось без причитаний и слез.

Соседки, то одна, то другая, заглядывали в дом, давали советы:

— Игна, шкаф раньше стоял там, почему ты его в другой угол ставишь?

— А теперь пусть здесь постоит, — спокойным и ровным голосом отвечала Игна. — Сами знаете, родив, баба уже девушкой не будет. Все у нее меняется. И дом мой другим будет. Сделаю так, что еще лучше станет.

Женщины тоже включились в работу, помогая переставлять мебель, во всем подчиняясь Игне.

— А мы уже телеграмму хотели слать. Да бог тебя вовремя послал! Осиротели. Одни остались! С тех пор как Мара переселилась, председатель совсем глаз не кажет. А знаешь, Игна, на нас новая напасть — Опинчовец отбирают!

— Глупости! — засмеялась Игна. — Больно нужен им наш Опинчовец.

— Кроме шуток! Главный инженер уже приезжал.

— А председатель… словно и нет его у нас. Он теперь под заводскую дудку пляшет. Но раз ты вернулась и здесь останешься, мы тебя выберем в председатели! В тысячу раз лучше будет!

Игна словно не слушала их. Казалось, она с головой ушла в свои домашние заботы. А соседки не оставляли ее в покое и продолжали приставать.

— Да кончай ты все это! Потом доделаешь. Пойдем, отстоим хотя бы Опинчовец.

Местность, которая с давних времен называлась Опинчовцем, потому что находилась далеко от села, и можно было сносить опинцы [25] Опинцы (по-болг. опинци ) (диалектн.) — то же что царвули. , пока до нее доберешься, была окружена густыми лесами с раздольными полянами, куда перевели овец. Овцы только-только привыкли к новому месту, встали на ноги, а теперь их ждало новое переселение. Здесь же, на Опинчовце, находились участки для личного пользования кооператоров, и орешчане боялись, что и они уплывут.

Игна не ожидала, что с ее возвращением двор наполнится народом.

— Идем, Игна, а то будет поздно.

— Да оставьте вы меня в покое, дайте хоть на дом посмотреть!

Но они не хотели ничего и слушать, настаивая на своем. Женщины были уверены, что и теперь, как всегда, когда деревне угрожала опасность, Игна поведет их за собой. Но на этот раз Игна была непреклонна.

— Оставьте меня в покое. Я домом хочу заняться!

— Игна, да что с тобой? Селу конец приходит, а ты заладила одно и то же: дом да дом!

Некоторые хватали ее за рукав и тянули за собой, но она упиралась.

— Не хватайтесь за меня, а то сама как хвачу!

Женщины, ошеломленные таким ответом, только ахнули.

— Да, да! Что вы рты пораскрывали? Убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

Зная характер Игны, женщины начали понемногу расходиться. Этого они от нее не ожидали и никак не могли взять в толк, что с ней случилось. С завода вернулась. Собирается жить здесь и так отнеслась к несчастью, которое свалится и на ее голову.

Дом Игны опустел. Деревня, ожившая при известии о ее приезде, вдруг затихла и казалась вымершей. Что же это будет, сокрушались люди, если их последняя опора — Игна отказалась им помочь?

Когда заводские приехали в Опинчовец, туда собралась вся деревня. Пришли и стар, и мал. Они смотрели на разбросанные повсюду черные водопроводные трубы и убеждались, что нету них больше Опинчовца. Некоторые со злости пытались столкнуть трубы ногами под откос. Народ гудел. Особенно шумно было там, где появлялся главный инженер. Куда бы он ни пошел, перед ним вставала стена людей. В лесу, на поляне, собрался народ, как на народный суд. Первыми начали, как всегда, женщины.

— Если и это у нас отберете, тогда лучше и нас на завод забирайте!

За ними подняли свои герлыги чабаны.

— Послушай, инженер, мы всегда думали, что ты человек добрый, а ты, выходит, похож на Солнышко. Скажи нам правду! Не молчи! Тот хоть и крут и глуп был, а действовал прямо, так что при случае мы всегда могли посторониться, как от бешеной собаки. А тебя и понять-то невозможно. О чем думаешь, чего хочешь? Что, разве у вас во Фракии все такие скрытные?