Тимур Зульфикаров - Странствия Ходжи Насреддина в XXI веке. Новое учение древнего мудреца

И жизнь человека — это Лодка с пробитым желаньями дном
О, Боже!..
Но что ж она… эта Лодка…
Так долго тонет…

И не тонет…

Засуха в таджикских горах…
Все родники… ручьи… реки… озёра… водопады пересохли…
Стали, как жемчужная… сброшенная кожа змеи…
Уже пахло… веяло близкой пустыней…
Ветер приносил песок и мускусный запах верблюдов…
Айхххьёёё…

Дервиш в своей одинокой глиняной кибитке,
На вершине Золотой горы Кухи Тилло, маялся от жажды…
Приходили тучи…
Но из них сыпались не дождь иль град …
А песок летучий… зыбучий…

Песок густел…
Хрустел на зубах и языках…
И во всех пиалах и котлах струился песок вместо воды…
Айхххьиии…

Шли дни и ночи прибывающего песка…
Дервиш исхудал до кости… но улыбался:
— Если пришла пустыня — придут и верблюды… и пальмы… и оазисы…
Но я не доживу до них…
Песок в горле моём и в кишках…
Айхххьяяя!..
Господь!..
Хозяин всех пустынь!..
Скоро я увижу Тебя …
И напьюсь Там…
Скорей бы…
Я не хочу предстать пред Тобою в таком иссохшем теле…

…Ночью кто-то постучал в его дверь…
Дервиш не спал … мучился от жажды…
Он жевал высохшие вишни и яблоки нагорного сада,
Где стояли безвинно скелеты деревьев…

Дервиш открыл ореховую… дряхлую дверь…
Тьма была глубокая…
Даже звёзд не видно…
В песке затерялись они…

Там стоял старик, похожий на чабана, уставшего от пыли стад…
Он тоже усох, как дерево в саду…но улыбался:
— Возьми!.. Пей… — он протянул дервишу тяжёлый кубок,
Похожий на кувшин древних царей… эмиров… ханов…

— Откуда у нищего чабана такой кубок? — подумал дервиш.
Но осторожно испил из кубка, боясь пролить каплю,
Ибо руки его дрожали…
Во тьме вода была незримая… солоноватая, как в океане…
Густая… медленная…

— Чья вода?.. Чей кубок?..
Китайский хрусталь?.. Фарфор?… Золото царей?..

Дервиш передохнул…
Вода насытила его…
Но в кубке ещё плескалась… оставалась… дремала…

— Брат!..
Ты видишь — везде засуха…
Жажда… Смерть…
Пустыня близка…
Я молился Всем Богам о дожде…
Никто не услышал…
Подожди!..

Но чабан уже уходил с кубком,
В котором плескалась вода…

Но успел шепнуть дервишу:
— Все боги умерли…
Только Один воскрес…
Это Его Вода…
Кровь…
Чаша Грааля…
Я обречён носить Её до Скончания Времён…
Я рад…
Он простил меня …
Я — Иуда…

…Утром обильный ливень стал над горами…
И наполнились… зашумели родники… ручьи…
Реки… озёра… водопады…
И рты алчущих…

Дервиш всемокрый… всерадостный стоял под ливнем,
Как нагорный высохший сад…
Оседающий в дожде песок щекотал его голые ступни…

А он шептал… ликовал:
— О, Господь!..
Велики Тайны и Дары Твои…
И этот Ливень…

Пролившийся из Чаши Грааля…

Дервиш сказал:
— Нынешние политики в похоти славолюбья… говоренья-словоблудья с любовью созерцают свой родной пуп, а не свою разрушенную до тла, нищую до дырявого плетня, до старушечьего рваного чулка, смиренно уходящую в необозримые свежие могилы Россию…

Путают свой тленный пуп и Вечную Святую Русь…
Хотят быть Христом без Креста…
Да…

Дервиш ушел из мира суеты земной в далекую глиняную нагорную кибитку и стал тихим, как плита на древнем забытом мазаре тысячелетних шейхов-суфиев…

Он стал равнодушным, как Будда Блаженный, к страданьям живых и мертвых, как природа окрест…
Он стал невидным серым камнем природы…

Но когда при нем кто-то говорил слово «мама», он не мог сдержать слезы…
И камень плакал…

Рыдающий камень…

…Блаженный Будда, где Ты… помоги…
Слезу-росу с камня сотри…

…Дервиш сказал:
— Лист осенний летит тихо, но неудержимо, с вершины златоопадающего дуба…
И вдруг застревает в нагих ветвях…
Цепляется за ветви…
Надеется…
Но вот новый порыв ветра — и лист летит на землю неизбежную…

…О, надежда старца…

Патриарх Московский и Папа Римский, не пустив паству,
Убоявшись психокоронавируса,
Одиноко молятся в пустынных храмах…
Христос пришёл на землю и увидел,
Что Его храмы — из-за вируса — пусты…

Тогда Он прошептал, ибо некому было слушать Его:
— Мои апостолы на кишащих колизеях-стадионах,
Против львов и тигров пеннозлобных,
С улыбкой, безоружно, не споткнувшись, шли…
А эти — чрез 2000 лет,
Попрятавшись по домам… храмам… норам,
Пред чахлым вирусом убогим,
В молитве труса распростёршись, полегли…

Или…Или… Лама Савахфани…
О, Боже!.. Спасе!.. Иисусе!.. Отче!..

Такие времена стоят окрест,
Когда всяк алчет быть Христом,
Минуя Крест…

Здесь чабаны в горах часто встречают
Многопечального пророка огня — Зороастра…
Он тихо пьёт ледяную воду, Себя остужая
Из изумрудноглазого Зеравшана,
И шепчет от кромешного одиночества,
Как дитя, улыбаясь…
Ведь древние боги — были дети…
Это потом пришли с крестами и мечами…

— О, человеки!
Зачем вы меня позабыли?.. убили?..
И древо Хаому срубили?..
Ведь я завещал лишь Три Кротких Истины:

О, Брат мой!..
Люби всех людей на Земле,
Ибо все на земле родные…

Твори дела добрые — плоды добрых слов и мыслей…
И молись!..
Почитай Бога-Отца Всеединого!..
И будешь бессмертно… всевечно… блаженно Счастливым…
О, Боже!..
Зачем же меня позабыли?.. убили?..
В этом слепом… злогрохочущем мире?..
И Хаому безвинную повалили?..
И нет на земле мне ни места… ни тени…
И стала земля мне далече… далече…
Айхххх!..

И чабаны в горах уж не встречают
Многопечального странника Зороастра…

Кто бродит по звёздам —
Тот на земле изгнанник…

За добрые мечты…
За добрые слова…
За добрые деянья…

Русь! Ты стала Стеною Всерусского Плача…

Где стояли златые пшеницы
И косцы по росе гуляли… хлестали серпами размашисто —
Нынче бродят в бурьянах несметных заблудшие пьяницы неприкаянные
Да новорожденные — вместо младенцев — церкви сияют равнодушными крестами
И колоколами
И не ведают что ли… не чуят… не знают,
Что они затонули уже в бесконечных всерусских погромных погостах и кладбищах,
Которые уже некому отпевать и оплакивать
И колокола их поют уж не Песню Пасхальную
А литию погребальную…