Олег Лукьянченко - Провинциздат

Монахову сменила за трибуной верная Викентьева. Выражение лица у нее было похоронно-трагическое, что дополнительно подчеркивалось черным платьем.

– Товарищи! Сегодня мы обсуждаем случай очень прискорбный. Член нашего коллектива о внутренних делах нашего коллектива написал не куда-нибудь, а в Комитет! Для чего? С какой целью? Это письмо написано не из желания помочь преодолеть ошибки и трудности, возникшие у Камилы Павловны в работе над книгой, а с целью дискредитировать ее. В то время как книга, кстати, высоко оцененная Главком… (Как это Главк мог высоко оценить несуществующую книгу? Совсем у нее, что ли, шарики за ролики закатились? – поразился Андрей.) …рождалась с таким трудом, все ошибки фиксировались недобрым взглядом Сырневой. Свою личную неприязнь к Камиле Павловне она проявила таким жестоким способом. Но особенно негуманно с ее стороны, просто бесчеловечно, – затрагивать имя всеми ува-жаемого отца Лошаковой. Мне стыдно за вас, Вероника Сергеевна! – проку-рорским тоном бросила Викентьева и вернулась на свое место в президиуме.

«Интересно, кроме членов партбюро никто не будет высказываться? – подумал Андрей. – Других выступлений сценарием не предусмотрено?.. Придется, значит, ему все-таки ввязываться в драку. До чего ж надоело!»

– У меня вопрос к представителю апкома, – поднял он руку.

Мухоловкин неприязненно взглянул на него:

– По всем фактам мы с вами при личных беседах все выяснили.

Что выяснили? При каких таких беседах, когда она всего одна была? Ну да в сторону детали!

– Так то были личные беседы, а сейчас у нас собрание!..

– Это не играет значения.

– Тогда я сам выступлю! – отчеканил Андрей и, не дожидаясь приглашения, вразвалку пошел к трибуне. Он оглядел аудиторию, с отвращением втянул в себя спертый воздух – хоть бы форточки приоткрыли, задохнемся ж скоро! – и заговорил: – Вопрос я собирался задать такой: как это можно лишение кого-то несуществующей награды считать наказанием? Тогда мы все тут наказаны – никому ж другому медалей тоже не обломилось. Элементарная логика подсказывает, что отсутствие поощрения отнюдь не является наказанием. А теперь о сути дела. Для начала по поводу Камилы Павловны, – метнул он задиристый взгляд на свою начальницу. – В письме товарища Сырневой, как мы сегодня узнали, в частности речь шла о том, что администрацией Провинциздата был представлен к награде человек недостойный. Вовсе не хочу обидеть товарища Лошакову – я не называю ее вообще недостойным человеком, а лишь не достойным правительственной награды. Однако партийное бюро также сочло возможным представить Камилу Павловну к награде. И награда была бы вручена недостойному человеку, если бы не действия рядового члена коллектива, воспрепятствовавшие этому. А если бы Сырнева не обратилась в апком и затем в Комитет? Мне как коммунисту стыдно, – на этих пафосных словах Андрей придал голосу мелодраматический надрыв, – стыдно, что ни один член партии в нашем коллективе не подал голос против несправедливости. Однако после вмешательства апкома партбюро приняло новое решение, отменяющее награду. Так где же партийная принципиальность? Разве члены партбюро и администрация не знали обо всех фактах, вскрытых в письме Сырневой?

– А почему ж вы сами не выступили против награждения? – выкрикнула с места Викентьева.

– Да сам-то я, работая в коллективе сравнительно недавно, просто-напросто не знал многих фактов, известных мне теперь. Вероника Сергеевна меня просветила. А самое главное – моего мнения ни по этому вопросу, ни по каким-либо другим никто и не спрашивал. Теперь у меня другой очень серьезный вопрос – о партийной ответственности. В письме говорится, что все юбилейные издания вышли с нарушением графиков. Это подтвердилось при разборе дела. Должен ли кто-то нести за это ответственность? Я не могу согласиться с выводами товарища Мухоловкина о том, что никто не виноват. Так не бывает. И Комитет требует от каждого из нас нести персональную ответственность за порученное дело. И уж тем более, я никак не могу объяснить письмо Сырневой какими-то якобы существующими личными счетами с Лошаковой, на что намекала тут товарищ Викентьева.

– Я не намекала! – возмутилась та.

– Правильно! Я неточно выразился: не намекали, а выдали открытым текстом. Теперь о самом, на мой взгляд, интересном моменте. Подтвердился изложенный в письме факт о привлечении к составительской работе родной сестры Лошаковой. Товарищ Мухоловкин назвал этот факт «неэтичным». Что это за нежная такая формулировочка? Я не могу с ней согласиться. Речь идет о денежных выплатах. Партийная оценка этого факта может быть выражена словосочетанием «злоупотребление служебным положением». А это явление не только недопустимое, но и несовместимое со званием коммуниста. Так нас учит партия.

– Для меня партия дело святое! – завопила, вскочив с места, Лошакова.

– Оно и видно, – кивнул Андрей. Камила Павловна попыталась что-то еще выкрикнуть, но Андрей повысил голос и заглушил начальницу: – Тем не менее, ни администрация, ни партийное бюро на факты злоупотребления служебным положением со стороны товарища Лошаковой никак не реагировали. Почему?.. – Он сделал эффектную паузу и обвел глазами аудиторию. Тишина стояла зловещая, а духота стала угнетающей. – Да потому, что это кое-кому невыгодно. – Кивок влево от трибуны, в сторону президиума. – Ведь случай с Лошаковой далеко не единичный в издательстве. Вот в течение одного года Камила Павловна, как уже говорилось, сама оказывается составителем, выпускает книгу своего отца, подписывает договор на составительство с родной сестрой. Так она ж не одна такая! Если посмотреть договоры последних лет, то можно обнаружить, что в качестве составителей выступают жена главного редактора коммуниста Цибули, автором является дочь старшего редактора коммуниста Монаховой, в качестве художника-оформителя подвизается сын редактора, заместителя секретаря партбюро Викентьевой… – Взгляд Андрея упал на сидящего наклонившись вперед, будто его вот-вот стошнит, Шрайбера, лицо которого выражало тоскливый ужас. А ведь о нем-то ни слова не было сказано! То ли он ожидал услышать и свою фамилию, то ли, напротив: ничего не знал о происходящем, и теперь у него открылись глаза… – Все это свидетельствует о том, – продолжил Андрей после небольшой заминки, – что для ряда сотрудников издательства оно стало своего рода кормушкой. Дело, конечно, житейское. Еще классик умилился: «Ну как не порадеть родному человечку!». Но можно ли это признать в наши дни нормальным явлением, и должен ли кто-либо нести за это ответственность? – Андрей выразительно посмотрел на Мухоловкина, на других сидящих в президиуме… понял, что вопрос задал риторического свойства, и ему опять стало скучно. – Короче, – обрубил он сам себя: – Я считаю, что факты, изложенные в письме Вероники Сергеевны, в основном подтвердились и они, безусловно, требуют вмешательства вышестоящих инстанций в дело наведения порядка в коллективе издательства.