Олег Лукьянченко - Провинциздат

15

Сидящие в президиуме смотрели прямо перед собой и молчали, а взгляды зрителей скрестились на – впервые в истории Провинциздата! – подвергнутой публичной экзекуции Монаховой. Андрей тоже наблюдал за ней. Лицо Зои Ивановны расцвечивалось бледно-розовыми пятнами чахоточного румянца. Она медленно поднялась и, не проходя к трибуне, прямо из-за стола президиума заговорила – тоном печально-укоризненным:

– Я собиралась с первого февраля уйти на пенсию… Но теперь вижу, что сделать это мне не позволяет мой партийный долг…

«Процедура покаяния, что ли?..» – заинтригованно подумал Андрей.

– Мой партийный долг… – повторила Монахова, – требует от меня остаться и навести порядок, оздоровить обстановку в нашем коллективе…

«Это после всего, что сейчас прозвучало!? Никак старуха малость свихнулась от переживаний?..»

– Пока есть люди, – тихим, но внятным голосом продолжала Зоя Ивановна, – которые зачеркивают наши многолетние достижения, – тут впервые голос ее дрогнул, – я обязана оставаться на передовых рубежах, – неожиданно сникла она и села.

Все обалдело молчали.

Что это ему напоминает? – попытался сообразить Андрей. Ага – вот что!..

Памятная картинка из раннего детства. Он в гостях у деревенского дядюшки. Курице отсекают голову, и – ошеломляющие кадры! – она, безголовая! – опрометью мчится по кругу – раз, другой, третий… – и лишь затем падает замертво…

Не чересчур ли оптимистичен такой образ? Может быть, не безобидную квочку стоило тогда припомнить Андрею, а античную Гидру, что взамен отрубленной головы моментально отращивала две новых?! Но эта здравая мысль посетит его еще нескоро.

Глава десятая. Кульминация

1

На следующий день Андрей ехал на работу с предчувствием нового этапа в провинциздатской жизни. Не могло же вчерашнее собрание пройти бесследно, получив огласку на высших ступенях иерархической лестницы. Встреча с Неустоевым на углу Конноармейской и Первой Конной по пути в издательство, казалось, подтверждала это предчувствие. Тот спозаранок торопился куда-то с туго набитым портфелем. Андрей радостно поприветствовал Тихона Тихоныча и искренне поздравил его со смелым и столь эффектным выступлением. Похоже, Тих-Тих был польщен – и когда Андрей простодушно спросил, откуда тому стали известны уличающие Монахову подробности, покровительственно усмехнулся и, без обычных ужимок, раскрыл свой источник:

– Мы бы еще нескоро все узнали, если б не Лошакова.

– Лошакова?..

– Ну да! Я ж когда припер ее к стенке с этими родственниками, она оскорбилась и оправдывается: «Что я, хуже других? Вон ваша Зоя Ивановна… – почему Зоя Ивановна моя, я так и не понял, – не только что составление, она плановые объемы завышает…» – и как понесла, как понесла, всю подноготную своей наставницы выдала. Заложила старшую подругу по полной программе. Так Камила Павловна и навела меня на след. А дальше все несложно было проверить – и со взносами, и с пенсией… Ладно, Андрей Леонидович, мне бежать надо – несу в апком протоколы нашего собрания…

«Значит, вон оно как у них принято! – размышлял Андрей, медленно переставляя ноги по тротуару. – Топи других, чтоб самой выплыть!..» И ему почему-то вдруг послышался кровожадный рев бравого моряка: «И за патлы ее, за патлы!» – и предстал перед глазами пенистый гребень, захлестывающий беззащитную девушку…

Сказанное Неустоевым неожиданно прояснило для Андрея и собственный успех в расчистке провинциздатских конюшен. Он-то двигался ощупью, полувслепую, разматывая цепочку злоупотреблений и жульничества издательской «элиты», почти блефовал – а оказалось, что эта-то линия и верна, поскольку каждый из них знал о себе все – и не мог знать, что из этого всего известно Андрею, а это заставляло их нервничать, допускать промахи, причем такие, каких он заранее ждать от них не мог, да чего там – даже паниковать: чем, как не паникой, вызвана была попытка Лошаковой перевести стрелки на столь чтимую ею прежде Монахову!..

2

В редакцию Андрей приковылял с получасовым опозданием – и наткнулся на ехидно-загадочную улыбку Трифотиной.

– К вам тут молодая женщина приходила, Андрей Леонидович.

– Кто такая?

– Дочка Зои Ивановны…

Он не сразу сообразил, что речь идет о его давней сопоходнице Наташе. Андрей не видел ее с той поры, когда она организовала его первый визит в Провинциздат, и даже ковыряясь в криминальном журнале учета авторских договоров, как-то не сопоставил абстрактную для него фамилию Капустина с реальным человеком, которому она принадлежала. Ну да, в девичестве же у Наташи была какая-то другая фамилия, причем не совпадающая с материной, – то ли Русакова, то ли Рудакова…

– «Где тут стол Амарина?» – спрашивает, – продолжала Неонилла Александровна, – что-то положила вам в левый верхний ящик, вернее не положила, а швырнула. Дверью хлопнула и убежала. Чем это вы ее так завели, Андрей Леонидович?

Андрей машинально выдвинул ящик. Стопка разорванных на мелкие клочки бумажных листков; знакомый почерк – ну да, его собственный. Он пошурудил стопку и догадался: письма! Письма, что он посылал ей из армии…

Опять сюжет сбивается на примитивную мелодраму! Выходит, жизненный это все-таки жанр! Добро б еще письма были любовные – тогда этот театральный жест можно бы счесть хоть чуточку уместным. И о чем он ей мог тогда писать?.. Ладно, дома разберемся. Он сгреб обрывки и сунул в портфель. На миг ему отчетливо припомнилась славная девчоночка, так настойчиво добивавшаяся его внимания. Конечно, в пылу схватки с провинциздатскими монстрами разве вспомнил он о ней хоть на мгновение! А ведь она, наверно, искренне хотела ему помочь с этими его первыми, отвергнутыми Лошаковой рассказами…

Стоп! – оборвал он себя. Долой сантименты! Разве он виноват, что Наташина мама стала его врагом, а потом на поверку оказалась еще и мелкой мошенницей!? На войне как на войне! И страдают от боевых действий прежде всего те, кто к ним непричастен. Грустно это, но ничего не попишешь!..

Ну, а коли военные действия продолжаются, пора открывать новый фронт. Сколько может валяться без движения рукопись друга-поэта! Редсоветом давно одобрена – стало быть, пора готовить ее к изданию. Андрей быстренько набросал коротенькое редзаключение и отнес в машбюро, а когда получил отпечатанные странички, пробежал глазами текст – опечаток у Свекольниковой обычно не случалось, – поставил подпись и молча положил на стол Лошаковой.

Камила Павловна с момента появления Андрея в редакции сидела над бумагами, не поднимая головы. И сейчас не пошевелилась, подчеркнуто его не замечая. Ну что ж – это его вполне устраивало. До обеда он занимался вычиткой корректуры, а в перерыв остался в редакции наедине с Трифотиной. Так бывало нередко. Туляковшин ходил обедать домой; Лошакова подкреплялась в столовой расположенной поблизости мебельной фабрики; Андрей же перебивался до вечера кружкой чая с захваченным из дому бутербродом.