Ахмед Рушди - Кишот [litres]

– Вот хоть убейте. Я веду автобус, а не строю дороги.

– Секундочку, – была вынуждена прервать свой рассказ тетка с сэндвичами. – Надо посмотреть, смогу ли я что-то сделать.

Расталкивая орущих попутчиков, тетка с сэндвичами встала в центре прохода и закрыла глаза. За этим последовала серия толчков и раздался грохот, словно кто-то переводил стрелки, чтобы перегнать поезд с одной колеи на другую, после чего тетка рухнула в свое кресло без сил.

– Ну все, мы вернулись туда, где должны быть, – сообщила она Санчо. – Хотя за такое мне вообще-то не платят. Мне надо немного восстановиться, я пока не в состоянии обсуждать твой второй кризис.

Волнение в салоне стало утихать, когда дорожные указатели начали показывать что-то осмысленное. Они подъезжали к Бьютифулу. Кое-кто из пассажиров упрекал соседей в том, что те подняли шум, не разобравшись. Водитель ехал дальше, привычным жестом пожимая плечами, мол, и не такое бывало. Тетка с сэндвичами чуть слышно похрапывала в своем кресле. Один Санчо никак не мог успокоиться. Он со всей очевидностью понимал, что второй кризис окажется куда более серьезным, чем первый.

Он ждал, когда проснется фея и отмечал в себе тревожные перемены. То ли прием плохой, то ли сигнал барахлит, и ты не всегда виден четко. Такой неутешительный диагноз поставила ему Голубая фея, в миру тетка с сэндвичами. Теперь он и сам начал это ощущать. С ним случались приступы затуманивания, во время которых мысли путались и наплывали одна на другую, как облака, а голова плыла, как в жару при тяжелой простуде. Он ощущал внутри какие-то пульсирующие толчки, раз за разом на короткий миг теряя способность мыслить и чувствовать. Больше всего его пугали слуховые и зрительные симптомы. Санчо смотрел на свою руку, и у него на глазах она распалась на пиксели, как картинка в испорченном телевизоре, но вскоре снова срослась в цельное изображение. Такого просто не может быть. Санчо поднял руку и потер глаза, рука работала, как обычно, что немного успокоило его. Но через несколько мгновений все повторилось. Санчо хотел попросить тетку с сэндвичами помочь ему, но она спала в своем кресле сном младенца. Он окликнул ее и, к своему ужасу, услышал, что его голос прерывается, как при трансатлантических переговорах, и фонит, как ненастроенное радио.

Он явился на свет невозможным путем, напомнил он себе: от неутолимой потребности и неукротимого желания старого дурака с поврежденным телевидением мозгом. Следовательно, он был побочным продуктом мусорной культуры, повредившей мозг многим дуракам, и старым, и молодым, а возможно, и самой Америке. Быть может, эти симптомы у человека столь необычной природы, появившегося на свет против правил, без матери, которого можно считать реальным только условно, словно он чудесным образом сошел с экрана из передачи на канале Syfy, ведут к квазиэлектронной смерти по причине обрыва сигнала.

Я слишком молод, чтобы умереть. Юношеская самонадеянность. Смерть никогда не спрашивает о возрасте тех, за кем приходит.

Санчо принял решение. Он был сотворен актом чистого воления, а значит, и сам мог унаследовать невероятную волю. Разве не так? Вот и отлично. Ведь если папаше К. удалось подчинить своей воле ангела жизни, Санчо подчинит своей воле ангела смерти. Но как это сделать?

– Я люблю ее, – произнес Санчо вслух. – Любовь найдет, как все устроить.

Эхо не знает, что оно эхо. Просто повторяет одно и то же, пока не смолкнет.

Тетка с сэндвичами проснулась, широко раскрыла глаза и затараторила.

– Второй кризис, про который я говорила, всеобщий.

– Звучит масштабно, – заметил Санчо.

– Мы все сейчас проживаем как бы две истории, – пояснила она. – Жизнь и Время. Есть наша собственная история и история, которая происходит вокруг нас. Если твой личный кризис совпадает по времени с глобальным кризисом эпохи, начинается настоящее безумие.

– Что именно вы называете безумием? – уточнил Санчо.

– Дурные Времена, – ответила она. – Самые дурные из всех, что были. Мир разваливается на части. Люди начали это видеть. Нас ждет безумная гонка, и я не знаю, как нам преодолеть ее и остаться в живых. Не уверена, что у нас получится.

– Куда я ни приду, всюду говорят о конце света, – завил Санчо. – Лично я ставлю на то, что никакого конца света не случится, как не случалось до этого.

– Я хотела тебе сказать, – тетка с сэндвичами пропустила его слова мимо ушей, – что этот глобальный кризис заставил меня изменить свое отношение к тому, к чему ты стремишься в своей жизни. Это я про девушку, к которой ты едешь. Даже не думай, что я собираюсь раздавать налево-направо приворотное зелье, ничего подобного. Но я подумала: раз уж нам всем осталось немного, иди, дитя, и сделай то, что считаешь правильным. Иди к ней, будь милым, хотя бы попробуй. Если она захлопнет перед твоим носом дверь – черт с ней, ладно, ее решение надо уважать, но ты хотя бы попытался. Может, она захлопнет дверь, а может, и нет. Иди и постарайся не облажаться.

С этими словами фея испарилась.

– Спасибо, – тихо произнес напуганный, но воодушевленный Санчо. – Спасибо вам. Я так и сделаю.

Но когда он вышел из автобуса в Бьютифуле недалеко от торгового центра “Рей-Нард”, было уже поздно. Валил снег, было около двадцати градусов мороза, но из-за сильного ветра казалось, что еще холоднее. По улицам в безумии носились люди, кричали: “Небо падает!” Повсюду горели подожженные машины и зияли разбитыми витринами окна магазинов, указывая на то, что даже в последний день жизни люди не утратили склонности к бессмысленному разрушению и бесплатным телевизорам. В рейтинге лучших городов и горожан США Бьютифул занимал двенадцатое место, теперь его лучшие горожане стремительно теряли рассудок. Не войти им в десятку, подумал Санчо, стараясь не поддаваться панике и сохранять здравый рассудок. Он бросился бежать. Ничто, дыры в пространстве и времени, которые он видел в небе из окон автобуса, быстро множились и спускались ниже, одна из них пугающе зияла на месте, где ранее находился бар “Пауэрс”. От одного взгляда на это – на то, что было настоящим ничем – переполнял ужас. Санчо побежал прочь, как бегут от огнедышащего дракона. Он бежал и чувствовал, что и сам начинает таять. Он осмотрел ладони, руки, ноги, тело. Они выглядели так, словно состояли из распадающихся фрагментов. Изображение крайне низкого качества. Интересно, где-нибудь поблизости есть вайфай? Санчо бежал изо всех сил, он был уже рядом с нужной улицей, когда ощутил что-то вроде удара гигантского молота, в голове сама собой завертелась мысль, что его отец Кишот, некогда вымоливший его у падающих звезд, разочаровался в нем и разжелал свое исполненное желание? Кто есть Санчо без Кишота? Ответ очевиден: никто. Пустая, ни на что негодная выдумка.