Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Только что здесь не было ничего, кроме дерева, и вдруг – бабах! – доктор Р.К. Смайл. Шляпа, пальто, аккуратный кожаный саквояж в руках – ни дать ни взять уездный доктор, объезжающий пациентов. Только что это за облако дыма вокруг? Нет ничего такого, просто у него разыгралась фантазия, убеждал себя Кишот. Едва ли его всеми уважаемый кузен станет путешествовать по стране, перемещаясь при помощи волшебного дыма, как заправская злая ведьма с запада. С другой стороны, мы живем в Эпоху, Когда Возможно Все, а значит, как ему отлично известно, возможно все. Возможно, облака дыма теперь в моде. Возможно, они продаются в “Волмарте”, как ружья.

– О лучший из двоюродных братьев, – вскричал Кишот, – я счастлив тебя видеть! Надеюсь, ты сегодня в прекрасном настроении.

– Прогуляемся, – мрачно предложил доктор Смайл.

Его настроение, с грустью отметил Кишот, было далеко не прекрасным. Скорее отвратительным.

– Сегодня в Атланте произошло нечто ужасное, – поделился с Кишотом доктор Смайл, пока они прогуливались в направлении лодочной станции. – Должен сказать, меня это просто шокировало. Нечто оскорбительное для моей достойной супруги.

– Миссис Хэппи? – вскричал Кишот. – Не может быть! Это просто ужасно! Надеюсь, с ней не случилось ничего дурного!

– Ничего дурного… – угрюмо передразнил его доктор Смайл. – Сейчас я расскажу тебе, сколько дурного с ней случилось. Я должен с кем-нибудь поделиться и думаю, ты подходишь, поскольку – прости меня за прямоту – ты никто, никого не знаешь, а значит, не сможешь рассказать это кому-то, кто действительно кто-то. К тому же ты глуп как пробка.

Эти слова – никак не сочетавшиеся с ласковой манерой, в которой обычно кузен разговаривал с ним, – задели Кишота своей резкостью и некоторой неверностью.

– Но ведь любой, кто живет на земле, уже кто-то, – мягко возразил он в ответ. – Хотя в речи мы порой используем забавные обороты. Вот смотри, когда мы говорим, что здесь никого нет, то имеем в виду, что кто-то другой находится не здесь. Я же здесь есть, а я тоже кто-то. Смотри, – Кишот начал тыкать пальцем в прохожих, – вот, вот, вот. Кто-то, кто-то, кто-то.

Затем он не без гордости указал на себя.

– Кто-то.

Доктор Смайл с трудом дождался окончания этой тирады.

– Я же сказал, – повторил он, – глуп как пробка.

Грубые слова кузена обижали Кишота. Он постарался исправить ситуацию.

– Пробка рифмуется с улыбка, ты доктор Смайл, доктор Улыбка, – попробовал пошутить он. – О нас двоих можно сочинять стихи и ставить в них смайлики.

Его милая шутка явно не смогла поднять настроение доктора Смайла.

– У меня нет времени на светские беседы, – рявкнул он. (Кишот хотел было сказать: “Это роднит тебя со знаменитым Ивелом Сентом!”– но вовремя прикусил язык.)

– Сегодня я кое-что расскажу тебе о том, как несправедлив бывает мир к человеку, который из кожи вон лезет, стараясь сделать его лучше. К нему и к его жене – безвинному существу со счастливым именем и счастливой природой.

Кишот нахмурился, всеми силами стараясь показать, как он озабочен его рассказом.

– Она с подругами, – сообщил доктор Смайл, – сплошь увлеченными благотворительностью дамами нашего круга, пришла, как обычно, на подводное чаепитие у доктора Бомбея в нашем Кандлер-Парке.

– Они пьют чай под водой? – не понял Кишот.

– Просто так назвали мероприятие, – прорычал Смайл. – Это кафе, а не субмарина!

Кишот кивнул.

– Туда заявились эти, как их там в Америке называют? Молодчики!

– Какие молодчики? Увлеченные благотворительностью дамы нашего круга?

– Силы правопорядка, – ответил доктор Смайл. – В бронежилетах, с собаками, с оружием, как будто там сходка террористов, а не светский раут. А все почему?

– Почему?

– Из-за меня, – сообщил доктор Смайл. – Они обвиняют меня в преступлениях, но не могут найти, и заявились к ней. Ублюдки!

– Ты называешь ублюдками силы правопорядка?

– Тех, кто меня предал. Жадные ублюдки. Кто мог настучать на меня полиции? Только те, кого я сделал богатыми. Да, себя я сделал еще богаче, но благодаря мне они обрели хоть что-то. И тут и там заштатные докторишки стали богатыми людьми. А теперь они меня сдали. Ублюдки. Как будто не знают, как в Америке становятся миллиардерами. Морган, Карнеги, Вандербильт, Меллон, Рокфеллер? Посещая подводные чайные собрания, может быть? Я сделал то, что следовало сделать. Вполне в духе американских ценностей, да? И все же мои дети, создания моих рук, те, кого я сделал теми, кто они теперь, трясутся за свои задницы и надеются остаться на плаву, потопив меня!

– Послушай, – продолжил он, – я никогда не испытывал того, что называется духом общины. Все эти “наши люди” – ерунда, баквас\ От нас ждут, что мы все должны это чувствовать. Преданность диаспоре превыше всего. Темнокожие против белых, один за всех и все за одного! Дерьмо собачье. “Наши люди” оказываются к нам ближе всех, а значит, могут первыми вонзить в нас нож – в грудь, в спину, в яйца, куда сподручно. Сегодня я говорю то, что думаю. Раскрываю тебе, что у меня на сердце в этот момент ярости. Все эти “наши” – полная чушь. У жены есть чувство общности с ними, у меня – нет. Хотя “наши” могут нас кое-чему научить. Нашей культуре. Этот урок я выучил сполна.

– Коррупция! Они обвиняют меня в коррупции! Меня! Доктора Эр Ка Смайла! Всем известно, что то, чем я занимался, – не коррупция. Это наша древняя культура. Вот представь: ты на железнодорожной станции, скажем, в Савай-Мадхопу-ре, и к кассам стоит огромная очередь. Ты ее отстоял, а сотрудник говорит тебе, это не та касса, становитесь в другую очередь. Руки опускаются, да? Любого выбьет из колеи. Тут к тебе подходит мальчишка лет десяти, теребит за рукав. Сссс, шепчет он, сссс, вам нужен билет? У меня тут дядя. Конечно, он рассчитывает кое-что получить за свои услуги. Если ты умный, дашь ему немного денег и решишь свою проблему, если дурак – откажешься. Если ты умный, у него действительно окажется дядя, он проводит тебя к нему в контору за билетными кассами, и через пару мгновений у тебя в руках будет билет. Дурака будут часами гонять из очереди в очередь. Вот и все, что я делаю. Другой пример. Ты гуляешь по портовому рынку в, предположим, Тируванантапураме, и местный антиквар предлагает тебе за хорошую цену купить отличные, по-настоящему ценные предметы искусства; ты хочешь отвезти их домой, предположим, в Атланту, штат Джорджия, чтобы они долгие годы радовали твою любящую семью. Но ведь есть законы, вывозить из Индии подобные ценности запрещено. Если ты дурак, ты скажешь: мол, жаль, но закон есть закон, если умный, пошлешь этот закон в жопу. Умного антиквар познакомит с чиновником, который ставит государственную печать на разрешения на вывоз предметов искусства, со специалистом, который должен убедиться, что ты на самом деле не вывозишь ничего ценного – обычно его убеждает заранее известная фиксированная сумма, и через пять минут твои сокровища уже на пути в Бакхед. В целом закон – полезная штука. Он помогает разобраться, кого именно следует убеждать. Иначе ты можешь выбрасывать на ветер деньги, убеждая людей, у которых нет государственной печати. Я просто не хочу тратить лишнего. Вот и все, что мы делаем. Мы просто знаем, какие шестеренки подмазать, чтобы механизм работал лучше.